Страсть и скандал - Элизабет Эссекс

— Тогда нужно сделать так, чтобы этот визит был первым в череде многих последующих. Потому что в доме моей матери есть на что посмотреть, кроме этой части дворца. Тут есть и сады, и бассейны, и фонтаны, которых мы с вами еще не видели.

При упоминании садов и фонтанов мисс Роуэн покраснела, припомнив, возможно, свое вторжение в личное пространство хозяйки дома, и украдкой бросила на бегуму встревоженный взгляд. Но эта дама лишь улыбнулась, ни словом не обмолвившись о непрошеном визите, пока Мина продолжала щебетать.

— Вы должны войти в наш мир и увидеть его своими глазами, чего не дано Танвиру Сингху.

— Не дано? Тогда почему он сейчас здесь, если это не разрешается?

— Он может приходить по приглашению моей уважаемой матушки. Но зенана — место только для женщин. Сюда не допускаются мужчины, с их громкими голосами и грязью, которую они несут с улиц.

— Я знаю, когда мне следует уходить. — Сложив ладони, Томас поклонился. Но улыбка не сходила с его лица — улыбка, которая, как он надеялся, скажет Катрионе, что он уходит лишь потому, что его попросили, но не потому, что так хотелось ему самому. — Тебе нужно лишь послать за мной, когда твой визит подойдет к концу, мисс Роуэн. Я провожу тебя назад в резиденцию.

Ее щеки окрасил милый румянец.

— Благодарю, хазур.

— А тем временем, — подал голос полковник, деликатно кашлянув, чтобы привлечь внимание Томаса, — надеюсь, Танвир Сингх, вы отправитесь со мной в мои покои, где дамы не смогут мною командовать. — Поцеловав жену и дочь, наставник повел его из дома.

Томас сосредоточился лишь на том, чтобы не думать, чем сейчас может быть занята мисс Катриона Роуэн в обществе бегумы и Мины. Он уселся рядом с полковником на диван в его любимом убежище: в тени возле фонтана.

На сей раз полковник заговорил по-французски.

— Теперь, когда мне снова — хотя бы ненадолго — удалось завладеть твоим вниманием, я скажу, что прошлой ночью у меня с резидентом состоялся очень интересный разговор.

— Надеюсь, он прислушался к вашему совету?

— Терпение, Танвир Сингх. — Полковник Бальфур поднял взгляд к бледно-голубому небу, проглядывающему сквозь листву деревьев у них над головой, словно к бездонному источнику безмятежного спокойствия. — Он сокрушался из-за плохой работы своего отделения. Конкретнее — обвинял меня, бывшего начальника, в попустительстве бездействию и неэффективности.

— Что за черт! — вырвалось у Томаса по-английски: он почувствовал себя оскорбленным за друга.

Бальфур сделал предостерегающий жест.

— Он сказал мне, что пытается определить, какие административные функции отделения в Сахаранпуре можно передать на время жаркого сезона дальним постам, расположенным выше в горах. У меня не хватило духу сказать бедняге, что жара только начинается. — Бальфур усмехнулся. — Но к делу. «Вот, — сказал он мне со всей серьезностью, — в моих книгах значится человек, которого я ни разу не видел и кто, похоже, за много лет не сделал для компании ровным счетом ничего».

— Позвольте догадаюсь сам?

— «Достопочтенный Томас Джеллико, — сообщил он. — Получает жалованье и совершенно ничего не делает, насколько могу судить. Человек, которого я даже не видел! Может быть, его и в живых-то нет?»

Томас рассмеялся. Но полковнику Бальфуру было не до смеха.

— Ты можешь шутить и величать нового резидента ослом, каких мало. Но тебе нужно с ним поговорить, и как можно скорее. Иначе достопочтенный Томас Джеллико исчезнет, потому что его просто вычеркнут из книг. Ты должен заставить его понять истинное положение вещей. — Нагнувшись ближе, он понизил голос. — Может быть, мы ведем игру. Но игра эта смертельно серьезна.

— Тем больше у меня оснований скрывать правду.

— Ты обязан заверить резидента компании — того, кто сейчас занимает этот пост, кем бы он ни был, — в своей преданности и искренности.

— Есть только один человек, которому я могу довериться, но он больше не резидент компании.

— Я польщен, Танвир. Но если не желаешь стараться ради себя, сделай это ради меня. Я старею, Танвир Сингх. Меня уже сместили с моего поста в компании, и я медленно, но верно теряю то небольшое влияние, которым когда-то располагал. Они другие, Танвир. Скорее шакалы, чем люди, в своих хищных повадках. Они не успокоятся, пока не покончат с такими, как мы с тобой. В подобных обстоятельствах нельзя, чтобы я был единственным, кто знает тайну Томаса Джеллико. Если хочешь обеспечить себе будущее в этой стране, тебе придется довериться кому-то еще.

Но Томас никому ничего не сказал. Берег свою тайну — ревностнее, чем берег Катриону Роуэн. Он ничего не сказал и ей.

Это было ошибкой. Серьезной ошибкой. Потому что сейчас она сидела в детской Уимбурна едва ли в десяти футах от Томаса, глядя на него удивленно и враждебно, будто он был изъеденным проказой факиром, просящим милостыню у ее порога. Отказывалась впускать его в свою налаженную, накрахмаленную до чопорности жизнь. Не доверяла ему — она научилась никому не доверять. Более того — собиралась бежать даже сейчас.

— Умоляю простить меня, миледи. — Катриона встала, схватившись за спинку своего стула. — Утро выдалось трудным, ваша светлость. Я хотела бы проведать детей, а потом, возможно, немного отдохнуть.

Но Томас не собирался давать ей передышку — и без того уже опоздал. Сколько сил потрачено напрасно! Сколько времени потеряно. За окнами ослепительно яркое утро уже начинало блекнуть, переходя в долгий серый день, какой английская погода помнилась ему со времен детства. На горизонте собиралась густая серая пелена — начинали наползать чернеющие тучи. Приближалась гроза.

Гроза могла помочь его плану. Дождь намочит порох и погонит охотников — и мерзавцев с пистолетами — домой, под крышу. Заодно проливной дождь удержит и ее от побега. Возможно. Она была напугана, но исполнена решимости, — сочетание в самый раз для подвигов.

Сейчас Катриона была спокойна. Бледная, бесцветная точно небо, — отличная маскировка, чтобы притвориться служанкой. Это его тревожило. С какой скоростью она была готова стереть малейшие признаки, выдававшие силу ее характера! Она вовсе не создана для унылого лакейского существования. Цвет и смена настроений — вот для чего создала ее природа. Для того, чтобы жить в полную силу. Не для того, чтобы хоронить себя заживо в бесконечной английской серости.

— Разумеется. — Уступая просьбе Кэт, Кассандра была само сочувствие. — Действительно, утомительный выдался день. Мы оставим вас, отдыхайте! Однако благодарю, что сначала вы решили навестить детей и лишь затем удалиться к себе. Так что они сами узнают, что с вами все в порядке.

— О да, миледи. Я хотела бы идти прямо сейчас.

Ее очевидная тревога за детей брата казалась очень правдоподобной и идущей от самого сердца. Еще одна семья с детьми заменила ей ее собственную.