Тридцать ударов плетью - Риша Старлайт

- А это не деньги! – победоносно скалится Ашотджан.

А я впервые понимаю, что гнилое яблочко не далеко упало от такого же гнилого дерева. Просто за годы жизни Ашотджан научился виртуозно скрывать свои маниакальные садистские наклонности, показывая их лишь в таких вот крайних случаях.

- Что? – задает вопрос Лев.

- Она ударила моего сына ножом. Я определил ей наказание. Пусть понесет его и может быть свободна! – торжествует лис.

- Какое наказание? – Лев с недоумением переводит взгляд с меня на Ашотджана.

- Тридцать ударов плетью. – ехидно произносит лис.

- Какие удары? какая плеть?! Она беременна, Ашотджан! – возмущается мой мужчина. А потом решительно встает из-за стола. – Меня накажи! Слышишь? Я на себя беру вину за Алину!

Смотрю на Льва. Боже, я не ошиблась в нем! За все мои страдания Бог послал мне мужчину мечты! Защитника! Отца моего ребенка! С таким вообще ничего не страшно.

- Э, нет, Лев! Так дело не пойдет. ОНА поднимала руку на моего сына. И ЕЕ должны выпороть!

- Она только что кровь твоей дочери дала! Совесть имей!

- А я не говорю, что собираюсь пороть ее прямо сейчас! Пусть родит, чтобы это твоему ребенку не навредило. А потом… - внезапно на лице у старого лиса появляется что-то уж совсем мерзкое в выражении. Что-то запредельное. Не человеческое. – А потом ты ее выпорешь! Сам! – расплывается он в дикой звериной улыбке.

- Нет!

- Это мое условие. – хмыкает Ашотджан, картинно убирая свидетельство о смерти обратно.

- Постой! – останавливает его Лев.

- Забирай Алину, но после родов, как она придет в себя, нанесешь ей удары. Ровно тридцать. В полную силу. В моем присутствии. Иначе не отдам ее.

- Соглашайся, Лев, пожалуйста! – шепчу ему под грязную ухмылку лиса. – Мы что-нибудь придумаем, обязательно…

- Вы ничего не придумаете. Если не выполните условия, ее выпорют мои джигиты. Лично и по очереди. На твоих Лев, глазах. Короче, Лев! У меня мало времени. По рукам? – протягивает лис ладонь с зажатым в ней свидетельством.

Не могу поверить, что все уже позади. Прошло несколько дней моей новой свободной жизни, а я все так же вздрагиваю, когда замечаю большие черные машины рядом с собой или просто чужих мужчин, не Льва.

Варшавский проявляет ко мне гиперзаботу, опекает, прислушивается к каждому моему слову, старается выполнить любое пожелание и… ухаживает. По настоящему ухаживает, как только можно ухаживать за любимой девушкой. Не возвращается с работы без цветов и прочих милых презентов. За эти несколько дней туалетный столик в моей комнате переполнен духами, дорогой уходовой косметикой, шкаф ломится от одежды и обуви. И при этом я не капризничаю и ничего не прошу. Месяцы жизни в клетке надолго отпечатались в моем подсознании, когда я довольствовалась минимальным набором для выживания, а теперь радуюсь как ребенок всему, что приносит мне Лев.

Брат Льва, Тигран, постепенно по мере своего восстановления возвращался к делам, к бизнесу, и у моего мужчины образовывалось больше свободного времени.

Сегодня он взял выходной. Поэтому спит, и первые лучи солнца, попадающие на его закрытые глаза, нисколько его не тревожат. Я просыпаюсь первой. Привстаю над ним. Любуюсь на его спокойное сейчас, мужественное лицо. Он не красивый в классическом понимании. Вернее не так. Не смазливый. Отнюдь. У него мужская брутальная необузданная внешность. Крупный прямой нос, густые черные брови. Короткая стрижка, аккуратная борода, как сейчас носят практически все мужчины, припухлые чувственные губы, заметно отекшие от бесконечных поцелуев со мной. А еще засосы на мощной бычьей шее. И царапины. Много царапин на предплечьях, на заросшей груди, и наверняка, на спине.

Смотрю на них и краснею, потому что жаркая волна воспоминания вчерашних постельных сцен пробегает перед глазами, поставляя сладкую судорогу прямо к обнаженным нервам. Разошлась я этой ночью не на шутку. Мазью бы его смазать, чтобы заживить все это непотребство. Хотя… он сам виноват! Входил в меня глубоко, до предела, заполняя собой всю меня, без остатка! Хорошо хоть его квартира одна на этаже. И очень надеюсь, что мои стоны не были слышны по всему дому…

Хочу подняться, чтобы приготовить нам завтрак, но Лев хватает мои запястья, и легонько перекидывает меня под себя, подминает.

- Куда? – мурлыкает он утробно, слегка приоткрыв сонные глаза.

Глаза-то у него сонные, но вот все остальное, оказывается давно проснулось и вздымается колом, упираясь мне меж ножек.

- Уже никуда… - шепчу ему, не в силах наглядеться на отца своего ребенка, надышаться им.

- Вот и правильно! – из мурчания голос его переходит в рык.

Коленкой он раздвигает мне бедра еще сильнее и приставляет головку к лепесткам. Готовым принять его в себя, словно по рефлексу. Да, у моего тела уже рефлекс на Льва. Безусловный! И оно принимает. Лев берет разгон, и пока еще не сорвавшись на галоп, кладет два пальца на мои губы. Надавливает на них и входит в ротик, раздвигая. Хватаю его, прикусываю, Лев шумно выдыхает. Это так пошло и здорово одновременно! Все движения бедрами, он повторяет пальцами у меня во рту, беря меня таким образом дважды.

Неосознанно подставляю ему уязвимую шею, на что его ладонь немедленно реагирует, обхватив мое горло, немного надавливая на него. Совсем чуть-чуть. У Льва явно нет цели перекрыть мне доступ к кислороду, но ощущения настолько пикантные, настолько нереальные и запретные, что это приводит к немедленному оргазму. Мое тело трясет и выгибает на волне сладкой пытки. Внутри я сжимаю Льва своими сокращениями, и он чувствует это жадно глядя на меня, дурную и словно в опьянении от этого наслаждения. Его оргазм следует неотступно за моим, и я с удовольствием принимаю в себя крупное вздрагивающее мужское тело, оглушенная его глухими стонами, сердцебиением и рваным дыханием.

- А теперь, Алин, завтракать и за паспортом. – опускает он голову, зарывшись в ложбинке моей груди.

- Нет… - потрясенно шепчу я, -  не может быть!

-  Почему не может? – Лев хватает меня за сосок зубами и слегка сдавливает его.

Я взвизгиваю от неожиданного яркого удовольствия и подгибаю пальцы на ногах.