Аннигиляция - Джефф Вандермеер

Впрочем, какая теперь разница. Я знала, что до двери не дойду никогда. Сначала станет так плохо, что я не смогу двигаться, а потом мне разъест глаза, и я ни за что не выберусь на поверхность. Так я и останусь на этой лестнице, как антрополог, так и не разгадаю невозможное, как психолог. Я встала и повернулась – это далось с болью, будто я оставила часть себя там, на ступеньках. А затем медленно побрела наверх. Портал света оставил такой же след в моем воображении, как и Слизень.

Я помню, как, отворачиваясь, почувствовала на себе чей-то взгляд, но когда оглянулась, внизу никого не было – только знакомое расплывчатое белое свечение.

* * *

Я могла бы сказать, что не помню, как вернулась, что сразу же очутилась на поверхности под солнечными лучами. Если бы. Как бы мне хотелось стать тем огоньком, который во мне разглядела психолог, и воспарить над землей. Увы, хоть я и заработала право на то, чтобы все кончилось… это был еще не конец.

С болью и ужасом я вспоминаю каждый шаг по этой проклятой лестнице. Помню, как остановилась перед тем, как шагнуть за поворот и снова встретиться со Слизнем, все еще занятым своим непостижимым делом. Удастся ли мне пережить еще одно вскрытие мозга?

Не сойду ли я с ума от ощущения, что тону, и не важно, что разумом я понимаю: это иллюзия. Однако чем слабее я становлюсь, тем сильнее будет подводить рассудок. Еще немного, и я сдамся, скроюсь в тени и превращусь в привидение, блуждающее по нижним уровням. Теперь или никогда: сил и решимости у меня больше не прибавится.

Я выбросила из головы Скалистый залив, морскую звезду в приливном бассейне и вместо этого думала о муже, его журнале и о том, как он плывет на лодке куда-то на север. Я думала только о том, что на поверхности, а не под землей.

И вот я снова прижалась к стене, зажмурилась от яркого света, скривилась и застонала, ожидая, как на меня нахлынет волна и с треском расколется череп… но ничего не случилось. Ничего. Один раз Слизень вскрыл меня, изучил, взял образец и, основываясь на каком-то своем критерии, отпустил. Больше я его не интересовала. Почему? Не знаю.

Я поднялась и почти завернула за угол, когда что-то заставило меня оглянуться, рискнуть и бросить последний дерзкий взгляд на то, чего мне не суждено постичь.

И среди множества миражей, созданных Слизнем, я разглядела едва различимое лицо мужчины, полускрытое тенями и не поддающимися описанию существами, которые кружили вокруг, как тюремщики.

На лице мужчины боролись такие доведенные до крайности чувства, что я невольно опешила. В складках и морщинах читались неизбывная боль и печаль, но сквозь них просвечивалось какое-то мрачное удовлетворение и экстаз. Я никогда не видела подобного выражения, но лицо узнала сразу: по фотографии. Широкое, грубое лицо, правый глаз сверкает орлиным взором, левого почти не видно из-за прищура. Другие черты, за исключением очертаний волевого подбородка, теряются за густой бородой.

Последний смотритель маяка, заключенный внутри Слизня, глядел прямо на меня не просто через пропасть, а через время. Да, его лицо заострилось, глаза запали, подбородок стал отчетливее, но в остальном мужчина не постарел ни на день с того момента, как была сделана фотография – больше тридцати лет назад! Теперь этот человек жил в непостижимом для нас пространстве.

Осознавал ли он, во что превратился, или уже давно лишился рассудка? Видел ли он меня на самом деле?

Не знаю, смотрел ли он на меня, пока я не обернулась, и как долго. Может, его и не было, пока я не посмотрела. Однако пусть я взглянула на него лишь мельком, он показался мне реальным. Впрочем, едва ли что-то во мне шевельнулось – слишком быстро все произошло. Я ничем не могла ему помочь, да и не было у меня сил ни на что, кроме собственного выживания.

Как выяснилось, утонуть – еще не самое страшное. Трудно сказать, что он потерял или, может, приобрел за прошедшие тридцать лет, но завидовать ему я в любом случае не стала бы.

* * *

Зона Икс мне не снилась – по крайней мере, таких снов я не помню. Муж счел это странным и как-то сказал, что я просто-напросто живу во сне и не могу проснуться. Может, он так пошутил, а может, и нет. Его-то полжизни преследовали кошмары, и прежде чем оставить его навсегда, сделали таким, каким он стал. Дом и подвал, где совершались ужасные преступления.

В тот день я так вымоталась на работе, что восприняла его слова всерьез. Усугубляло ситуацию то, что до экспедиции оставалась одна неделя.

– Мы все живем во сне, – ответила я ему, – и просыпаемся только, когда что-то нарушает границы того, что мы считаем реальностью.

– То есть, Кукушка, я нарушаю границы твоей реальности? – спросил он, и в этот раз я уловила в его голосе отчаяние.

– Да ну тебя со своей «Кукушкой», – проворчала я.

Мне было не до шуток. Все внутри меня сжалось, но я должна была выглядеть нормальной. Когда он вернулся, и я узнала, что на самом деле значит «нормально», как же я пожалела о том, что не дала воли чувствам, не стала кричать, не сделала что угодно, лишь бы не быть нормальной.

– Возможно, я лишь плод твоих сновидений, – сказал он. – Возможно, я здесь лишь для того, чтобы исполнять твою волю.

– Тогда ты явно не справляешься.

Я ушла на кухню налить себе воды. Он в это время допивал второй бокал вина.

– Или, наоборот, справляюсь, потому что ты хочешь, чтобы я не справлялся, – сказал он с улыбкой.

Затем он подошел ко мне сзади, обнял и прижал к широкой груди. Руки у него были огромные, а ладони – безнадежно грубые и мужские: с такими впору жить в пещере или, как он, ходить под парусом. Вместо одеколона его везде сопровождал антисептический запах лейкопластыря. Он сам был словно пластырь, наклеенный прямиком на рану.

– Кукушка, если бы мы не были вместе, где бы ты была? – спросил он.

Я не знала, что ответить. Не здесь, но и не там. Наверное, нигде.

– Кукушка?

– Да, – наконец поддалась я.

– Кукушка, я боюсь, – сказал он. – Боюсь, что вынужден просить тебя о большом одолжении. Я знаю, это очень эгоистично с моей стороны…

– Проси уже.

Я все еще злилась, но в те последние дни сумела смириться с утратой, спрятать ее подальше и уже не сдерживала своих чувств от мужа. Часть меня завидовала выпавшему ему шансу, особенно когда мои командировки отменялись одна за другой. Единственное, что поддерживало меня, – это пустырь, который принадлежал мне и только мне.

– Ты пойдешь за мной, если я не вернусь? Пожалуйста.

– Ты вернешься. – И будешь сидеть передо мной, как статуя, сам на себя не похожий.

Как я теперь жалею, что не ответила ему, пускай даже «нет». И как бы мне хотелось, хоть это и несбыточная мечта, чтобы я и правда пошла в Зону Икс за ним.

* * *

Бассейн. Скалистый залив. Пустырь. Башня. Маяк. Все они одновременно реальны и нереальны, существуют и не существуют. Они возникают в моей голове, когда я о них думаю, когда припоминаю что-то новое, и каждый раз они немного другие. Иногда они прикрываются чем-то, иногда показываются такими, какие есть.