Котенок Господа Бога. Рождественские истории (сборник) - Людмила Петрушевская

Но потом вертолетчику пришлось упорхнуть, у него кончалось ночное дежурство, он летел и улыбался, остальные же участники полета разошлись по домам хмурые и усталые, причем математик, войдя в свою квартиру, сразу же опустил лепесток в чашу с водой, где у него уже плавал тот, первый, – и не завял с зимы!

Учитель постоял над чашей, отдыхая: ему нужно было отойти после долгих часов, проведенных рядом со смертью, и он, вместо того чтобы лечь в горячую ванну, осматривал свою новую добычу и все гадал, что же это с ним происходит.

Педагог думал: уже два раза ему полагалось погибнуть, однако оба раза он мало того что спасался, но и тут же, на месте спасения, чудесным образом находил красный лепесток неведомого цветка.

На этом мы оставим нашего молодого учителя, который все-таки побрел в ванную, и сообщим, что он был странный человек, – например, он считал, что все у него, возможно, впереди и что профессию он еще не выбрал окончательно.

То есть математик еще не решил кем быть.

И пока он медленно снимает с себя порванный в трех местах (под мышками и на сиденье) костюм, мы вам скажем, что молодой педагог иногда (после некоторых уроков) думал, а не сделать ли своей профессией разведение цветов! Цветы не орут, не кидаются книгами, не дерутся и т. д.

С цветами можно разговаривать, им можно что-то объяснить, их можно переделать.

Вывести, например, новый сорт.

С учениками такого не получалось.

Сменить, сменить профессию, она становится смертельной, как у укротителя зверей!

И как пригодились ежедневные купания в ледяной воде-то! Без этого жуткого тренинга учитель свободно мог бы сейчас представлять собой шведский стол (холодные закуски) для десятка птичек…

Так в шутку думал педагог, только недавно свалившийся в пропасть из-за слишком бойкой ученицы.

Тем более что он и начал, в сущности, уже разводить цветы – с одного лепестка. Некоторые лепестки ведь (он читал) способны пускать корни, так что каждое утро молодой математик с надеждой осматривал свой ботанический трофей насчет новых ростков – тот держался в полной свежести и сохранности, плавал в воде, не завядая, но никаких корешков себе не отпустил.

Теперь к нему добавился второй точно такой же. Он так же сиял в хрустальной чаше, и красные огоньки дробились на острых гранях стекла.

А девушка Крапива вернулась домой и сразу пошла к сестре – тем более что свет у нее так и горел.

Сестра сидела в кресле поникнув головой.

– Что с тобой? – спросила Крапива весело. – Ножка болит?

Малина ничего не ответила.

– Пойди прими таблетку, – безжалостно сказала Крапива. Она была в хорошем, смелом настроении после спасения учителя, и ее раздражали чужие страдания. Надо быть бодрой! – Пойдешь? Или тебе принести?

Малина опять промолчала.

– Ты все знаешь? – безжалостно спросила Крапива – Что я виновата?

Малина посмотрела на нее сухими, ввалившимися глазами.

– Но математик спасен! – воскликнула Крапива.

Малина вдруг густо покраснела, как полагается этой ягоде, и заплакала. Слезы текли у нее сквозь пальцы, которыми Малина закрыла лицо.

– Я его спасла на вертолете. За мной залетел Андрей из пожарки. Он за мной бегает еще с зимы. Помнишь, мы были там на экскурсии? – трещала возбужденная Крапива. – Вот я ему и позвонила. Мы сняли учителя, он сидел внизу, в Ущелье Смерти. Андрей здорово водит вертолет! Мы чуть с ним не разбились, там такое узкое место! Винт даже не помещается! Он обещал меня тоже научить водить, хочешь?

Малина все рыдала, не в силах остановиться.

– Кончай! – сурово сказала Крапива. – Все?

– Все, – прошептала Малина и судорожно вздохнула.

– И обними меня! – потребовала Крапива.

Сестры обнялись. Малина все еще вздыхала.

– Слушай, Малиночка, – заговорила Крапива, гладя сестру по голове. – Слушай! Помнишь, у нас была соседка? Ну, про которую говорили, что она колдунья и что она напророчила нам… Помнишь? Мама-то рассказывала в детстве.

– Помню, – еле слышно откликнулась Малина.

– Ну помнишь, она пообещала, что у нас будет у каждой свое колдовство?

– Да.

– Ты уже нашла свое колдовство? А?

– Не знаю, – растерянно ответила Малина.

– А как ты наколдовала?

– Я не колдовала, – прошептала Малина – Я все придумала… Придумала – и все.

– А вот что ты придумала? Отвечай! – требовательно сказала Крапива.

– Я ничего не могу, – помолчав, отозвалась Малина. – Ничего сказать не могу.

– Нет, ты ответишь! Ты ответишь! Скажешь мне! Мне нужно мое колдовство!

Малина как онемела. Ей было стыдно, но она не могла помочь сестре.

– Хорошо, я тебе скажу так, – продолжала Крапива. – Мое желание уже противоположно твоему? Да? Я подозревала это. Но нам это и предсказали, Малиночка! Что я захочу того, чего не хочешь ты! Но это не значит, что твое желание главнее! И я добьюсь своего. Имей в виду! Я спасла ему жизнь и теперь имею право. Я все сделаю! И для этого не надо никакого колдовства! Я и сама смогу! И кругом люди, они мне во всем помогут, у меня много мальчиков, да! Они готовы на все! Но важно другое – чтобы и он меня полюбил.

Малина вдруг ответила:

– А разве можно заставить человека любить?

Крапива удивленно спросила:

– А если он сам не понимает своего счастья? Если он еще молодой? Когда мы с ним танцевали, мне показалось, что он все понял. Но он тут же пригласил на танец Калину, ты помнишь? А не меня! Он не понимает своего же счастья! Ты видела это безобразие? Калина танцевать не умеет!

– Я не помню.

– Ах да, ты ведь сидела с больной ногой. Ну и в чем тогда заключается твое колдовство, если он даже тебя ни разу не пригласил? Ты небось истратила все на какую-нибудь ерунду? Да? Да? На что?

– Я не знаю… Мне что-то снится… И все.

– Что тебе снится, дурочка?

– Я не помню…

– Ну скажи мне, что тебе снится, – настаивала Крапива. – Море? Горы? Лес?

– Не знаю.

– Но ведь у тебя это получилось? И хватит с тебя. Теперь давай это мне.

– Я ничего не помню, – в который раз тихо произнесла Малина.

Крапива подумала и повела атаку с другой позиции:

– А о чем ты все время думаешь, скажи! Ну скажи! Ну ведь у тебя никогда не было секретов от меня! Мы же самые близкие люди на свете!

– Нельзя, – тихо ответила Малина.

– А то что будет? – не унималась Крапива.

– Нельзя.