Над окошком месяц - Виталий Яковлевич Кирпиченко

Были большие учения, полк перебазировался на полевой аэродром, расположенный между гор. Вертолёты взлетали и садились, и всё было как надо. Получили сигнал об окончании учений, восприняли его с энтузиазмом, потому что в пыли, в жаре, не досыпая, жить скучно.

Подготовились к перелёту, и группами стали уходить вертолёты на базу. Остался последний Ми-6, в котором должны улететь повара, официантки, полевая кухня и все остальные: писари, планшетисты, связисты… Мы с лётчиком-инспектором из нашего штаба тоже рады удачному окончанию учений и ждём ухода последнего вертолёта, чтобы самим улететь в Алма-Ату. Начищаем сапоги, собираем вещи в сумки и… прислушиваемся к звукам аэродрома. Равномерно гудят двигатели вертолёта, слышны команды офицера тыла, руководившего «сворачиванием» лагеря. Кто-то тянет колышки уже и из нашей палатки… И вдруг странный хлопок. Глянув друг на друга, мы выскочили из палатки. В стороне, откуда послышался хлопок, в воздухе висело огромное пыльное облако, летали обломки лопастей. Мимо нас мчалась туда пожарная машина, я на ходу запрыгнул на подножку. Навстречу нам бежали повара и официантки в изорванных платьях с синяками и кровоподтёками…

Вертолёт стоял, накренившись, почти на боку, из разбитой кабины, раздирая комбинезон и раня осколками остекления тело, тянули окровавленного штурмана, а он, как назло, оказался самым крупным человеком в полку. Под руки держали бортового техника, он бледен, рукав напитан кровью. Командир экипажа бегает вокруг дымящегося вертолёта, и всё повторяет: «Это я виноват! Это я виноват!»

Потрескивало пугающе в двигателе, потом повалил оттуда белый дым, по моей команде пожарники дунули туда из пожарного рукава. Ко мне подошёл бортмеханик и сказал, что в кабине всё включено. Я знал, как это опасно, и мы вместе с ним стали пробиваться в кабину. Выбивали ногами зажатые створки дверей, отодвигали ящики. Добравшись до пультов, я выключил все тумблеры и только после этого успокоился. На выходе уже расслышал какие-то странные звуки, будто кто-то царапал железное ведро. На самом деле за перевёрнутым ящиком стояло такое ведро, я заглянул и увидел двух черепашек, от моих прикосновений они спрятали свои ножки и головки под панцирь и затаились. Глупые твари. На горячем песке они тоже не сразу решились на побег.

Причина лётного происшествия проста. В облаке пыли лётчик потерял пространственную ориентировку, сдвинулся на хвост, винтом зацепил за землю, отсюда и все неприятности.

Командир, одумавшись, придя в себя, стал потом утверждать, что его подвело рулевое управление. Но это не редкий случай и обвинять лётчика в этом не следует. Очень уж жестоко обходятся в армии, особенно у авиаторов, с «аварийщиками».

Ещё катастрофа в этом полку. Разбивается вертолёт Ми-6, погибает семь человек. Причина: разрушение лопасти хвостового винта. Летели над пляжем, полным отдыхающих после душного рабочего дня. Садиться на неуправляемом вертолёте там, где ты хочешь, практически невозможно, а где придётся — не тот случай. Экипаж тянул из последних сил на разбалансированном, бешено трясущемся, вертолёте. Механик отстрелил боковую дверь, высунулся по пояс, голосом, размахивая курткой, старался привлечь внимание людей, предупредить их. Но люди понять ничего не могли. Они видели дёргающийся вертолёт, размахивающего тряпкой человека и ждали чего-то более интересного. А дальше… Перевалив через озеро, вертолёт ударился о землю и сгорел.

В этой катастрофе погиб лётчик-казах. Басанаев Касым. Хороший и весёлый парень. Я помню его рассказ о своём отце и его друге-украинце, который приезжал к нему в гости. Они прошли войну и поддерживали связь всё время. Украинец привёз саженцы яблони и груши, посадили они их перед юртой в честь встречи и боевой дружбы, и были этому рады. Уехал друг и сын заметил, что отец чем-то расстроен. Спросил его.

— Понимаешь, из-за деревьев я теперь степи не вижу, — признался отец. — Если бы не друг, я бы их выкопал.

— Два тоненьких деревца ему степь закрыли! — смеялся, рассказывая нам эту историю, сын казаха.

Семь гробов — жуткое зрелище. Семь здоровых, молодых парней покинули раз и навсегда землю, оставили родных и близких на произвол судьбы. Им уже всё равно, как и чем будут жить их дети, жёны, родители…

Полку явно не везло. Разбивается ещё один вертолёт, гибнет весь экипаж, шесть человек. Полусгоревшие тела раскиданы по полю выгоревшей пшеницы. У штурмана, молодого лейтенанта, распущен парашют. Что он собирался делать с ним — непонятно. Что случилось с ними в полёте — тоже непонятно. По радио ничего не сообщили, по средствам объективного контроля тоже ничего нельзя определить. Наверное, экипаж всё же допустил какую-то ошибку в полёте. За это говорит то, что по радио они ничего не сообщили. При отказах техники лётчики, как правило, сразу же об этом докладывают на землю, если же сами допускают ошибку, то, молча, до последнего момента, стремятся её исправить. Иногда получается, иногда и не удаётся им это.

Разбор катастрофы проводил зам командующего воздушной армией по боевой подготовке.

— У тебя, подполковник, руки по локоть в крови! — Испепеляющее, ненавидящее разглядывание вставшего со своего места командира полка. — А в Кагане ещё отличился тем, что столкнул два Ми-6, там от тебя избавились, и ты здесь продолжаешь своё кровавое дело. Имей мужество сказать перед своими подчинёнными, что не способен командовать ими.

Подчинённые офицеры не злорадствовали, слушая нетактичный, запрещаемый Уставами разнос их командира, они сочувствовали ему, понимали, что на его месте мог оказаться любой из командиров.

В тот раз нас обворовали в гостинице. Точнее, моего друга с товарищем. Их номер был рядом с водосточной трубой, по ней влез в раскрытое окно воришка, а когда проснулся мой друг, вор бросился к окну, прихватив с собой портфель с единственной на всю команду бритвой и мылом (вылетели по тревоге из штаба, не забежав даже домой), рубашку с документами и… сушившиеся на подоконнике носки друга. Рубашка зацепилась удачно за трубу, а с портфелем и носками вор убежал. Утром у входа мы собрались, чтобы ехать на аэродром, около моего друга Александра Кондратенко вертелся его сосед, инспектор службы безопасности, и назидательно отчитывал его:

— Саша, я ж тебе говорил: не стирай ты их! Мы бы их сейчас по запаху на другом конце города нашли, а теперь всё, ходи вот так! — показывал он на босые белые ноги подполковника, всунутые в полуботинки.

Почти анекдотичный случай был в этом же полку, только на вертолёте Ми-8. Авария. Вертолёт разбит вдребезги, все живы. Председатель комиссии по расследованию этого лётного происшествия — всё тот же маленький генерал. Все живы — это уже хорошо, казалось бы, труда не составит