Метро 2035. Стальной остров - Шамиль Алтамиров
Шрифт:
Интервал:
– Еще хуже, – буркнул Васильев. – Ашот, пошли к тебе. Хотя нет, стоп. На, держи, и идите с Иваном Сергеевичем. Не ковыряйся без перчаток, не суй лицо в банку и вообще, как с вирусом обращайся.
– Что? – Маша, вытирая руки полотенцем, вышла с кухни. – Вася, что случилось?
Васильев прикусил губу, глядя на немедленно явившихся Николая с Павлом, Машку и Жанну.
– Макар, покарауль здесь. Юра, Маша, за мной, быстро. Остальные – с Макаром и ни на шаг от него.
И потопал, переваливаясь по-медвежьи, в нужную сторону. Макар даже не спрашивал куда и зачем, и так ясно. За оружием и оставшимися патронами. И верно, с огнестрельным оно пусть и чуть, но спокойней.
– Макар, что там? – Машка, не дав сказать матери ни слова, повернулась к нему, дождавшись пока Васильев скроется из виду. – Макар?
Он пожал плечами. Панику что ли сеять? Вот еще, нужно оно им.
– Зверь новый, думаю. Нужно поостеречься.
– Какой новый? – удивился Пашка. – Моржи лапы отрастили сзади?
Макар отмахнулся, стаскивая парку и поддевку, теплый жилет, сшитый из палаточной непромокайки и набитый пухом.
– Песцы тоже выросл-и-и? – Колька чуть заикался, особенно, когда нервничал.
Макар вздохнул, глядя на близнецов. Вот ведь, здоровые взрослые лбы, а как играет роль их одиночество, на острове этом, а? Иногда раз – и дети, натуральные и удивленные.
– Не знаю. Вы, самое главное, сейчас делайте, что Дед скажет.
Васильев появился из коридора быстрее, чем думалось. Вот куркуль, в патронташе поперек живота виднелись еще три патрона.
– Заначка, чего? – возмутился Дед в ответ на взгляд Макара. – На крайний случай.
Ну да, как он не подумал?
– Так, ребятки, – Васильев махнул Кольке с Пашкой, подзывая к себе. – Вот вам два пистолета системы Ярыгина и по две обоймы к каждому. Остаетесь здесь с Машей-младшей и ее мамой и стережете их круче, чем пост номер один Вечный огонь. Разрешаю открывать огонь на поражение по любому незнакомому существу, если таковое появится. Если человек – постарайтесь попасть в плечо или ниже колена. Может, не помрет, и поймем, что к чему. Зверя – в голову.
Макар кивнул, соглашаясь и удивляясь одновременно. То ли он чего не понимал, то ли Васильев, как обычно, не договаривал с самого начала их похода к птичнику.
– Перестраховываюсь я, – Васильев толкнул его в бок. – Хорош губы дуть, не маленький уже.
– Дую что ли?
– Не то слово, вон, раскатал пельмени, даже поразительно.
– Ай, ну тебя!
– Вот, улыбнулся. Не знаю я ничего, Макар. Мне просто все не нравится, тюлень этот засратый, гриб с ножками, следы. Понимаешь, да?
Он понимал, конечно. Понимал всей тяжестью АК, уже висевшего на плече, с магазином, пусть и заполненным наполовину. «Вепрь» у Семецкого и даже четыре патрона в запасе. Еще один «Ярыгин» у Маши.
Ашот уже работал. В крохотном боксе, ничем не занятом и отведенном в медотсеке для инфекционных больных. И со светом, отключив все в своем крыле, оставив только яркую лампу над столом для инструментов, где лежала вырезанная из чудо-тюленя хреновина.
Оба, он и Иван Сергеевич, одевшись в дождавшееся своего часа хирургическое облачение, не обратили на них никакого внимания, пока Васильев не взялся за ручку двери в бокс. И не смог открыть.
Ашот звякнул отложенным зажимом и подошел к перфорации переговорника на стекле:
– Не ломись, Вась. И раздевайся вон там, в углу, подальше от остальных. Макар, ты тоже. Догола. Маша!
Маша, недоуменно косясь на врача, подошла ближе.
– Осматривай каждого полностью. Ищи покраснения, уплотнения нехарактерного вида или пузырьковую сыпь, похожую на опоясывающий лишай. Там переносная лампа, рассматривай внимательно. Возьми йод и длинный зажим с ватой. Под подозрительным местом – отмечай. Юра, растопи печь.
Васильев, вздохнув, пожал плечами. Макар даже не подумал сделать хотя бы это. Раз Ашот сказал – делай и все.
Маши стыдиться ему в голову не приходило. Она его пару раз видела не просто оголенного, а с вскрытыми кожей и плотью, кричащего и даже разок обделавшегося от боли, когда Ашот латал ему бедро. Да как, наверное, каждого и каждую за двадцать лет, кого приходилось оперировать Ервандычу и его ассистентке, раз уж выпало ей стать.
Вот запаха ему казалось стыдиться вполне правильно. За день пропотел несколько раз, да и мылся почти неделю назад, в банный день, некрасиво. Но что делать?
Деда Маша осматривала первым, как и было сказано. И тут Макар, невольно следя, замер. От жалости, переходящей почти в боль. От худого и явно ослабевшего с возрастом тела, от вздувшихся синих вен, червяками вспухших на ногах, особенно на правой, выпирая даже выше колена. От совершенно седых волос на груди и почти голого тела ниже пупка, голого и с заметными темными пятнами нарушенного пигмента не только на руках или лице.
Когда Васильев повернулся, Макар стиснул зубы. На плече, заметно лиловея, вздулся огромный желвак, перевитый выступающими сосудами, пульсирующими и лопнувшими сиреневой паутиной. Вот так, значит, да?
– Чисто, – Маша повернулась к Макару. – Давай, Макарушка, вставай вот сюда.
С ним дело прошло быстро, заодно определив, что с утра стоит заняться вскочившим фурункулом, когда все успокоится. Макар поморщился, вполне ясно ощутив всем телом такую знакомую процедуру. Совершенно просто: прокалить скальпель, смазать йодом вокруг, резануть, выдавить, промыть самогоном, прижечь. Не потерпит, что ли? Да, больно, аж выть хочется, и снова придется чурочку тесать, чтобы меж зубов зажать, ну и ладно. Не впервой.
– Чисто!
– Хорошо. Мы выходим.
В широкое жерло печи, сделанной из бочки и принимающей только драгоценный плавник, гудящей жаром, рвущимся в трубу, полетели перчатки, колпаки, маски и фартуки.
Ашот, тщательно протерев руки раствором редкостной крепости бурды, что гнал из водорослей, сел на свой специальный медицинский трон, огромное офисное кресло, никогда не покидавшее медотсека.
Погладил свою ассирийскую, смоляную и длинно-курчавую, бороду, вздохнул.
– Не томи, Айболит, – попросил Семецкий. – Чего там?
– Кто был носителем? – Ашот повернулся к Деду.
– Тюлень… странный, мутант, надо полагать.
– Ясно. Птиц жрал не он?
– Нет. Кто – не знаю, не видели. Но, Ашот, дело совсем глупое. Следы-то, веришь-нет, как от человека.
– Что?! – Маша сглотнула. – Как человека?!
– Невозможно, – Иван Сергеевич, закончив умываться, кашлянул. – Ты же понимаешь, что…
– Да ни хера я не понимаю, Ваня! – рявкнул Дед. – Какого тут понимать? У тюленя на спине как седло само выросло, следы в замерзшей морской воде, вполне себе, знаешь, пятка, пальцы и остальное. Не совсем человеческие, но не медвежьи же.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!