Анекдот о вечной любви - Фаина Раевская

Один братец-луковка непутевым сделался. Женился на какой-то… морковке, ребенка родил несуразного…

Тут Геннадий Петрович скорбно качнул красивой головой и крепко задумался, вернее, опечалился. Жизнь овощей, похоже, крепко его волновала. Я осторожно заметила:

— А дальше?

— Что? А-а… — Геннадий Петрович вскочил и взволнованно забегал по комнате, изредка бросая взгляд на часы. Я недолго наблюдала за ним, а потом попросила:

— Не отвлекайтесь, — при этом моя нога нахально вылезла из-под одеяла.

— Да, извини, Василь Иваныч. На чем я остановился?

— На ребенке.

— Ребенок. Да-а… Этот самый непутевый братец-луковка в детстве переболел свинкой, и своих детей у него быть не могло. Даже от морковки. Естественно, ни папенька, ни маменька ему об этом не сообщили, поэтому, когда в этом нелепом браке родился долгожданный сын, по умолчанию все считали его сыном морковки и младшего Чипполино. Однако вскоре Чипполино-младший стал врачом и по мере приобретения опыта стал понимать, что никак не может быть отцом собственною ребенка…

Геннадий Петрович продолжал повествование, увлекаясь все больше, а мне его сказка нравилась все меньше, потому, наверное, что я мало что в ней понимала, и это было неприятно: дурой я себя отродясь не считала. Натянув одеяло до бровей, я пыталась сосредоточиться, но жизнь овощей запуталась до такой степени, что сам черт в ней не разобрался бы. Пришлось оставить попытки, раз они все равно результатов не приносили. Наверное, моим сотрясенным мозгам требовался отдых. Эта идея мне понравилась, к тому же Геннадий Петрович продолжал наглаживать мою ногу. Границ приличия он не переходил (к счастью или к сожалению, я пока не разобралась), а сам массаж успокаивал и расслаблял. Неудержимо клонило в сон. Скорее всего, я уснула бы, убаюканная малопонятной сказкой, но тут во входную дверь тихонько постучали. Геннадий Петрович прервался на полуслове, я дернулась под одеялом, словно от удара током, и испуганно пропищала:

— Кто это?

В моей раненой голове сразу же образовалось столпотворение версий.

«Это наверняка Петька, — решила я, но тут же себе возразила: — Нет, это точно не он! Во-первых, из-за маман. Во-вторых, у него есть ключи от моей квартиры, а в-третьих, чего бы ему тащиться ко мне среди ночи, раз мы недавно говорили по телефону и я недвусмысленно ему намекнула о своих матримониальных планах. На глупого влюбленного мавра он не похож, стало быть, мешать этим планам из ревности у него резона нет. Может, Зотов? Терзаемый страшными угрызениями совести, он решил, что Геннадий Петрович доверия не заслуживает, и, не вняв заверениям сыщика, решил лично убедиться в моей безопасности. Тоже не вариант — с чего бы Зотову не доверять Геннадию Петровичу?»

Все эти мысли мгновенно промелькнули в моем мозгу. Не найдя подходящего объяснения позднему визиту неизвестного гостя, я вознамерилась было свалиться в обморок, но не преуспела, еще больше перепугалась и повторила:

— Кто это?

По лицу Геннадия Петровича было не заметно, что он удивлен или напуган. Наоборот, в глазах его засветилось плохо скрываемое торжество, и смотрел он на меня с сочувствием. В дверь снова поскреблись. Слабо надеясь на положительную реакцию сыщика, я робко предложила:

— Давайте Кольке позвоним. Или в милицию…

— Обязательно позвоним, — успокоил меня Геннадий Петрович, но как-то неубедительно, после чего, испустив глубокий вздох сожаления, произнес: — Извини, солнце мое, это для твоего же блага…

С этими словами Мужчина Моей Мечты двинул меня по шее, и я вырубилась.

Сколько времени мне довелось пребывать в беспамятстве, судить не берусь. Когда я очнулась, ощущение движения подсказало, что меня куда-то везут на машине, при этом на глаза давит тугая повязка, а руки крепко связаны за спиной. От неудобной позы все тело затекло, к тому же нестерпимо хотелось в туалет. Однако обнародовать свое возвращение к жизни я на всякий случай не стала. Пусть глаза у меня завязаны, но уши-то действуют! Но, как я ни напрягала органы слуха, услышать ничего не удалось — по той простой причине, что мои похитители не обмолвились ни словом. Ожидая от жизни самого худшего, я принялась рассуждать по возможности здраво. Выходило как-то очень уж мрачно и печально. И печаль эта не оставляла никаких надежд на светлое будущее. Ясно одно: Охотник, наконец, нашел свою жертву, а Геннадий Петрович оказался казачком засланным. Сомнений в этом не оставалось, хотя бы потому, что он собственноручно двинул меня по шее. Это, конечно, нехорошо, но больше пострадало мое женское самолюбие: как я могла принять такого подлеца за Мужчину Моей Мечты?! Видно, права народная молва, утверждающая, что любовь зла. Ну, ладно, у меня башню снесло от одного только вида Геннадия Петровича. Но Петька?! Он-то как не разглядел коварного злодея под маской друга? Впрочем, справедливости ради отмечу, что ординарец сыщика невзлюбил с первого взгляда. Мне бы прислушаться к мнению доброго приятеля, но тогда я списала его мнение на сексуальный экстаз от прелестей секретарши Зиночки. К сожалению, правота ординарца открылась слишком поздно: я связана, хочу в туалет, и, кажется, Охотник на этот раз завершит свою миссию.

— Батя, а ты не переусердствовал? — молодой голос звучал чуть встревоженно. — Что-то она долго в себя не приходит…

— Все нормально, — без намека на волнение произнес знакомый баритон. Еще вчера он звучал привлекательно, а теперь вызывал лишь отвращение. — Умение на время нейтрализовать жертву у меня доведено до совершенства. Ты забыл, где я полжизни прослужил?

— Не забыл. Как не забыл и то, что тебя уволили из организации за превышение служебных полномочий. Ты убил свидетеля, помнишь?

— Не надо, сын, напоминать то, о чем я хочу забыть, — проворчал Геннадий Петрович. — Этот, как ты говоришь, свидетель был моим агентом и очень много знал. Чересчур много. А знания значительно укорачивают жизнь.

«Это точно», — отстраненно отметила я. Разговор Геннадия Петровича и его… сына?.. меня увлек, однако ясности в сложившуюся ситуацию не внес. Наоборот, еще больше все запутал.

— Все-таки она подозрительно долго в обмороке пребывает, — не унимался молодой.

— Так ведь у нее голова уже стукнутая. Возможно, сказалась старая травма, поэтому ее хрупкий девичий организм до сих пор находится в бессознательном состоянии.

Где-то впереди послышалось легкое шевеление. На всякий случай я затаила дыхание. Обнаруживать присутствие сознания в родном теле не хотелось, это могло помешать получению ценной информации.

— Жива…

Должно быть, Геннадий Петрович какое-то время пристально меня разглядывал. Видеть этого я не могла, но по волне дорогого одеколона догадаться об этом было несложно. Я вознамерилась и дальше валять дурака, но организм решительно не согласился с моими планами, подал сигнал, который не подлежал двоякому толкованию, и я страстно застонала.

Мои мучители несказанно обрадовались.