Ричард Длинные Руки - ландесфюрст - Гай Юлий Орловский

– Да, сэр Ричард, да!

– На самом деле, – проговорил я, – на самом деле я отношусь к нему лучше, чем он догадывается…

Она вскинула брови:

– Это как?

– Я могу торговаться, – объяснил я, – или делать вид, что вот-вот не соглашусь, если император не даст мне еще один пряник, но на самом деле я твердо и цельно поддерживаю его власть.

– Почему?

Я пожал плечами.

– Ответ очевиден. Только при твердой и стабильной власти можно что-то создавать и строить, улучшать экономику…

– Строить флот, – добавила она в тон.

– Строить флот, – согласился я. – Потому я и желаю императору долгих лет жизни и процветания. И даже его желание поддержать короля Кейдана понимаю и даже приветствую… все-таки легитимность необходима для спокойствия королевств! Без легитимности будут бушевать постоянные гражданские войны…

– Однако собираетесь Кейдана все-таки свергнуть?

– Фактически уже свергнул, – напомнил я. – Даже сен-маринские лорды на моей стороне… в большинстве своем, а это император наверняка учитывает. Но я готов дать уйти ему с достоинством. Во имя той же легитимности и незыблемости. Если хотите сделать доброе дело, посоветуйте ему передать корону в более… крепкие руки.

Она сказала задумчиво:

– Посоветовать-то могу… но вот вы много ли прислушиваетесь к моим советам?

– Всегда, – ответил я твердо, – всегда позволяю вам выбрать, где лечь, под стенкой или с краю.

Она не улыбнулась, на что я ее подталкивал, лицо осталось… нет, не строгим, а мило задумчивым, эдакий стальной кулачок с острыми коготками в бархатной перчатке.

– Вы твердо намерены его сместить?

– А что, – поинтересовался я, – я похож на человека, что привел армию для простого грабежа?.. Строю флот для чего?

Она проговорила медленно:

– Чтобы утвердить пожалованные вам императором права на архипелаг Рейнольдса. Разве не так?

– Именно, – согласился я. – А раз так, то два правителя в королевстве многовато.

– А почему вас не устраивает нынешнее положение?

– Меня устраивает.

Она сделала большие глаза:

– Не понимаю.

– Я не собираюсь становиться королем, – объяснил я. – Если бы король только пил да фавориток менял, я бы да, конечно, а так… нет, работать не люблю. Но Кейдан должен уйти, потому что он… символ прошлой эпохи. Той, что была до вторжения брабандцев и армландцев. И как бы постоянный укор захватчикам. А я хочу, чтобы захват королевства был забыт, как короткий недобрый сон, после которого сейчас светлое и доброе утро. Для всех! Потому, милая Бабетта, если не заберете его на Юг, я решу этот щекотливый вопрос иным способом.

Она спросила невинно:

– Каким?

Я сказал с укором:

– Бабетта…

Она мило улыбнулась, на щеках появились великолепные ямочки.

– Но попытаться же стоило?

– Не стоило, – ответил я мягко. – Увы, перед вами давно уже не тот желторотик.

Она смотрела мне в лицо смеющимися глазами.

– Проверить можно? Или ваша постель сегодня занята?

– Моя постель сегодня останется вообще пустой, – сообщил я ровным голосом. – А мне предстоит весьма и весьма…

– И даже зело, – сказала она в тон.

– И даже зело, – согласился я. – Работы накопилось, я просто не представляю, как управляется император.

Она загадочно улыбнулась, но промолчала.

После ее ухода я, как ни странно, погрузился в работу тут же, даже легкий аромат ее духов, оставшийся витать в кабинете, не вызвал никаких ассоциаций, в самом деле я взматерел, возмудел и раздался, все больше из меня прет отец народов, надо только карту со стола на стену…

Сэр Жерар вошел в кабинет и остановился, прямой как столб. Я поднял голову от бумаг, всмотрелся в его хмурое лицо.

– И? – спросил я.

Он проворчал:

– К вам просится на прием Хорнегильда Хорнблоуерская.

Я скривился.

– Опять женщина?

Он ответил с непроницаемым лицом:

– Вы удивительно проницательны, мой лорд. Есть довольно веские свидетельства, что она женщина. А еще королева рыцарского турнира, как вы, конечно, помните…

– Тогда зачем напоминаете? – огрызнулся я. – Скажите, что как только будет большой прием… ладно, даже если малый, она будет восседать рядом со мной и милостиво показывать гостям в широкой улыбке свои жемчужные зубки… Кстати, как у нее зубки?

Он пробормотал:

– Еще не знаю. Пока только царапалась.

– Ладно, – решил я, – пусть улыбается, а как – сама знает. Они это репетируют перед зеркалом с детства.

– Она это знает, – буркнул он. – И даже о ее праве принимать знатных гостей в своих королевских покоях, когда вы стараетесь от них отделаться повежливее…

– Тогда что еще?

– Говорит, личное.

Я поморщился.

– Ну да, у женщин даже общественное – личное. Ладно, зовите. Что-то на мой целибат пошли такие атаки…

Он поклонился и тихо исчез, а вместо него вошла леди Хорнегильда, строгая и целомудренная, платок так плотно облегает голову, оставляя только бледное лицо с безукоризненными чертами, что голова кажется обритой.

Даже губы бледные, а безумно светлые глаза выглядят страдальческими. Я и раньше смотрел в них с оторопью, что-то зачеловеческое в них, холодное и злое, хотя взгляд прям и честен. И я чувствую всей сутью, что она не прикидывается.

Она сделала два шага, присела в глубоком поклоне и, склонив голову, застыла.

Я тупо смотрел на милую, такую женственную головку, в черепе проворачиваются законы о поощрении обмена товарами, стимуляции оборота и привлечения инвестиций, но их торопливо выпихивает туповатый вопрос: а чего это она, а?

– Леди Хорнегильда? – произнес я.

Она подняла голову и посмотрела на меня снизу вверх светлыми арийскими глазами.

– Ваша светлость…

Я сделал небрежный жест кончиками пальцев, она послушно поднялсь и застыла.

– Что вас беспокоит, леди Хорнегильда?

Я тщательно следил за речью, вылавливая все эти «милая леди», «дорогая» и прочие слащавости, это чревато, женщины умеют пользоваться любой оплошностью и делают это убийственно точно.

– Лорды напоминают, – произнесла она бесстрастно, – что пора провести большой прием. Дворец должен жить, это нужно прежде всего вам самому, ваша светлость.