Месть мажора - Кира Фарди

же говоришь, что занималась дизайном одежды. Значит, должна много заработать за пять лет колонии.

Матвей меня уже пугает. Он ни разу не спросил, как я жила эти годы, сколько мне пришлось страдать. Ни разу! Зато, как только услышал о деньгах, сразу включил голову. Или он все еще смеется надо мной?

– Ты же понимаешь, что деньги шли мимо моего кармана, – осторожно говорю ему.

– Погоди, погоди! Вот козлы! На каком основании они использовали тебя? Так, у меня есть знакомый адвокат, надо сходить к нему на консультацию.

– Матвей, остановись, – шепчу я. – Никто не нужен. Со мной расплатились иначе.

– Как? Что ты получила за свои художества?

– Освобождение по УДО.

С трудом выжимаю из себя слова. И зачем я ляпнула о своей работе? Чтобы он ерничал и издевался надо мной? Вижу по его глазам, что он ни на йоту не поверил в мой рассказ.

– Ты и так бы вышла через два года, какой смысл был соглашаться?

Он равнодушно пожимает плечами, а я не могу прийти в себя от шока, Что я только что услышала? Пальцы сами сжимаются в кулаки. Никогда не была агрессивной, предпочитала решать проблемы словами, сейчас впервые в жизни испытала дикое желание заехать кулаком по этим красивым губам, с которых капает яд.

– Матвей, ты понимаешь, что говоришь?

– А что? Хотя бы заработала побольше. Все польза от твоего бессмысленного поступка.

– Бессмысленного, – голос внезапно сипит, отказывается подчиняться. – Сверни, пожалуйста, к моему дому.

– Может, передумаешь?

– Нет.

– Понимаешь, – Матвей сворачивает на боковую улицу и останавливается. – Твоя мама в больнице…

Глава 18. Эрик

Я смотрю на обнимающуюся парочку и не могу пошевелиться. От шока забываю, как дышать, ходить, думать…

Мозг будто взрывается, один за другим сменяются в голове вопросы: «Что это? Как это? Откуда здесь доктор из клиники?»

И тут же на ум приходит фамилия, на которую была записана бронь домика. Стрельников! Вот почему она мне показалась знакомой! Какой же я недалекий утырок! Озарение адреналином врывается в кровь: «Меня провели! Самым бессовестным образом провели вокруг пальца».

Васильева не человек, она зло во плоти! Именно такое зло, каким его рисуют в книжках. Ее изворотливость и коварство снова поднимает в душе цунами ненависти.

Захлопываю дверь машины, делаю шаг к парочке, но в кармане вибрирует телефон. На автомате вытаскиваю его: Санек.

– Д-да, слушаю.

– Что с вами, Эрик Борисович? – голос помощника вибрирует от тревоги.

– Я узнал, с кем встречалась пять лет назад Васильева.

– Погодите, вы где? Неужели…

– Не могу разговаривать, я их… убью…

– Стойте! Не делайте ничего!

Санек кричит в трубку – я его не слушаю: решительно направляюсь к машине доктора. Но подлецы оказываются шустрее, они садятся в автомобиль и уезжают. Бегу к Ауди и несусь за ними. Ярость такая, что больше не думаю о себе, хочу уничтожить, стереть с лица земли эту ненавистную парочку.

Несколько раз наезжаю, чуть не касаюсь бампером чужой машины, но что-то внутри не позволяет ударить так, чтобы оба автомобиля оказались в кювете. Не знаю, это инстинкт самосохранения срабатывает, или есть другая причина, но, нажав на педаль газа, я сразу отпускаю ее.

Доктор замечает преследование, и тут же с азартом включается в гонку. Его джип легко уходит от меня, но и моя Ауди – машина экстра-класса. Я мигом догоняю, прижимаю врага к краю трассы, и снова рвусь вперед, потом торможу, вынуждая Стрельникова уклоняться от столкновения.

Он сдается первым: вдруг съезжает на обочину и останавливается. Первый порыв – сделать то же самое и разобраться на месте – душу на корню. В работу включаются мозги. Я снова чувствую себя живым, вижу цель и получу максимум наслаждения от мести.

Убираю ногу с педали газа и медленно проезжаю мимо. Успеваю выхватить взглядом растерянное лицо Васильевой, показываю ей средний палец и прибавляю скорости. Пусть знает, что она по-прежнему у меня на крючке. Не сорвется рыбка, не уйдет от ответственности.

– Санек, найди мне адрес Васильевой, – прошу помощника.

– Эрик Борисович, может, не надо? Только вы успокоились.

– Знаешь, кто встречал эту гадину из колонии? Знаешь?

Я уже кричу в трубку, не контролируя себя.

– Нет, откуда мне.

– Тот дятел-докторишка, который выставил меня из клиники, когда батю туда привезли.

Молчание на другом конце красноречивее слов. Санек тоже поражен таким совпадением.

– Хорошо, сейчас пришлю адрес.

Васильева жила в одноэтажном районе на самой окраине столицы. Я никогда не бывал в этих местах, долго петлял по улицам и кварталам, проваливался в ямы на асфальте, разгонял бродячих собак и котов. Пока нашел нужный дом, взмок по самое не балуй.

Деревянное строение с облупившейся краской на окнах утопало в кустах сирени и жасмина. Тонкий аромат разливался в воздухе и щекотал ноздри. Я чихнул и нажал на кнопку звонка.

– Васильева, ты там? Открой немедленно!

Но никто не торопился встречать. С досады я стукнул кулаком по створке, та жалобно застонала.

– Чего хулиганишь?

Слышу за спиной голос и оборачиваюсь: рядом стоит мужичок с триммером наперевес и смотрит на меня с подозрением.

– Не знаете, хозяева дома? – вежливо спрашиваю его.

– Нет.

– Нет? – даже теряюсь от ответа.

А куда делась Васильева?

Точно, к любовничку отправилась. «Стерва! Сволочи!» – ярость тяжело ворочается в груди.

– Да откуда им быть дома? Хозяйка, Анна, в больнице, инсульт разбил, парализовало, а Аринка в колонии сидит. Эх, жалко и мать, и дочь! – он грозит кулаком куда-то в небо. – Такие бабы хорошие! За что им судьба дерьмовая досталась?

Мужичок включает триммер, и первый пласт травы летит мне на кроссовки.

Я сердито встряхиваю ноги и бреду к машине в полной растерянности: не ожидал получить за один день две шокирующие новости. Теперь становится ясно, куда пропала уголовница.

И