Мистер Уайлдер и я - Джонатан Коу

БИЛЛИ (ГОЛОС ЗА КАДРОМ)

…и тогда жизнь во всем мире наладится.

БИЛЛИ (себе под нос)

Бог мой… Что тут произошло?

КОНСЬЕРЖ

Добрый вечер, полковник Уайлдер.

БИЛЛИ

Добрый вечер.

БИЛЛИ (ГОЛОС ЗА КАДРОМ)

Все верно, вы не ослышались. Полковник Уайлдер, армия Соединенных Штатов, а полностью мое звание звучит так: полковник Билли Уайлдер, директор секции кинематографии, театра и муз. творчества в подразделении психологических методов военных действий при Главном командовании союзных сил. Замучаешься, пока выговоришь. Наверное, стоит объяснить, как я сподобился такой должности.

К тому времени я обретался в Голливуде лет десять с лишним. Сперва сочинял сценарии, потом, осатанев от режиссеров, искажавших мои замыслы, взялся снимать сам. На моем счету было четыре картины. Третья, «Двойная страховка», получилась довольно хорошей и в прокате показала себя с лучшей стороны. Потом мы с Брэккетом — так звали парня, с которым мы на пару писали сценарии, Чарлз Брэккет, симпатичный человек, хотя и республиканец — решили экранизировать роман, назывался он «Потерянный уик-энд». Роман был отнюдь не развлекательный, главный персонаж запутался в своих отношениях с алкоголем. Словом, не совсем то (или совсем не то), что обожает публика. Отсняв картину, мы устроили несколько предварительных просмотров, и все они были провальными. Зрители не знали, как к этому относиться. На экране им никогда ничего подобного не показывали, а кое-кто даже принимал «Уик-энд» за комедию, и в зале раздавался смех. Студия грозилась вообще не выпускать картину в прокат. А моей карьере, и без того краткой, грозил бесславный конец. Сейчас идею экранизировать ту книгу я считаю одной из худших в моей профессиональной жизни.

Из Голливуда казалось, что война — это где-то очень далеко. Естественно, я следил за новостями и был в курсе происходящего. Настолько в курсе, что убрался из Европы одним из первых, и это было правильным решением. Кое-кто упрекал меня в пессимизме. Что ж, отвечал я этим людям некоторое время спустя, в итоге пессимисты осели в Беверли-Хиллз на виллах с бассейном и садом, а оптимисты осели в концлагерях. О да, свою шкуру я спас. Но как насчет моих родственников? На протяжении нескольких лет мысли о них не давали мне спать по ночам, а когда удавалось заснуть, мне снились кошмары. Настоящие кошмары, не ерунда какая-нибудь. Из тех, от которых просыпаешься резко и садишься в постели весь мокрый от пота. Отец мой умер давно, когда я еще жил в Берлине. Что до матери… И почему я не получаю вестей от мамы? Она по-прежнему в Вене? Вероятно. Но я не получал от нее известий годами. Я писал ей — она не отвечала. Я звонил — никто не брал трубку.

Думаю, в глубине души я знал, в чем причина ее молчания, знал, что с ней, должно быть, произошло.

Однажды, ближе к концу войны, мне позвонил человек, о котором я прежде никогда не слыхал, — Дэвис, радиокомментатор, Элмер Дэвис, тогда он работал в отделе военной информации. Из газетной статьи обо мне и Брэккете он узнал, что я не только киношник, но еще и говорю по-немецки, в прошлом жил в Берлине и вдобавок неплохо осведомлен о том, что представляет собой немецкая киноиндустрия. И что еще важнее, я знаком с людьми, снимавшими кино в Германии до войны. Поэтому Дэвис решил предложить мне работу. Сказал, что им позарез нужен свой человек в Германии. Человек, который поможет немцам восстановить их кинематограф и, самое главное, не допустит, чтобы на работу в кино брали нацистов. А заодно, почему бы мне не снять небольшой, в коротком метре, фильм о лагерях. Пусть простые немцы узнают, что творилось вокруг и к чему они волей-неволей причастны.

Я ухватился за это предложение. По правде сказать, поступило оно как нельзя вовремя. После неудачи с фильмом об алкоголике студийные боссы прекратили со мной разговаривать. Казалось, все мои голливудские шансы вылетели в трубу, и пора было взять передышку. Да и нам с Брэккетом не помешало бы отдохнуть друг от друга. В последнее время мы всерьез действовали друг другу на нервы. Но более всего меня обрадовала возможность съездить в Европу. Мне это было крайне необходимо. Необходимо выяснить, что произошло с моими родными. Необходимо разузнать, где моя мать и что с ней.

В первую очередь, однако, мне требовалось наведаться в Лондон. Предполагалось, что я проведу там неделю-другую и буду делать все, о чем бы британцы ни попросили. В подробности меня заранее посвящать не стали, некая завеса секретности имела место. Оставалось лишь гадать, во что все это выльется. Впрочем, я был почти уверен, что к утру ситуация прояснится.

Вот мы и добрались до того момента, с которого начали. Прошу прощения, если мои объяснения чрезмерно затянулись. Критики всегда говорили, что в моих картинах слишком много закадрового голоса.