Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо - Анна Гранатова

— Как будто ЦРУ за нами не следит, — буркнул Фидель. — Самолеты-разведчики летают едва не каждый день. И, конечно, они уже отметили, что судоходная активность в Атлантике резко усилилась. Этот договор поставил бы наши отношения с Союзом в рамки законности, а в ситуации высочайшего риска это принципиально.

— А может, Хрущев просто недальновидный политик, и у него эмоций больше, чем логики? — торопливо добавил Че Гевара.

— Я не хочу разбираться, что творится в голове у Хрущева, — Фидель стукнул кулаком по столу. — Для меня важно, чтоб он подписал с Кубой официальный договор, соответствующий международному праву. Если случится малейшая осечка, то без подобного договора США спустит на нас всех своих собак.

Из книги Н.С. Леонова «Лихолетье».

«До настоящего времени ведутся дискуссии, разумно ли было предпринимать такую масштабную операцию, как «Анадырь», не подкрепив ее международно-правовой базой, в виде, скажем, предварительного заключения военного договора между СССР и Кубой (здесь цит. по: см. Н.С. Леонов, «Лихолетье», с. 82). Приходилось слышать впоследствии, что и Анастас Микоян, и Андрей Громыко пытались робко обратить внимание Н.С. Хрущева на эту сторону дела, но верх взяло мнение военных о том, что в случае предварительного обнародования планов проведения операции «Анадырь» американцы не позволили бы ее осуществить и сорвали бы ее. Причем это произошло бы на самом раннем этапе, при почти неизбежной утечке информации в этом случае у США были все преимущества стратегического характера, а у СССР не было адекватных вариантов контрходов. В итоге ставка была сделана на проведение операции в условиях секретности, а мир должен был узнать о свершившемся факте 25–27 ноября 1962 года, когда планировалось прибытие на Кубу официальной делегации Советского Союза во главе с Никитой Хрущевым для подписания соответствующего договора с Фиделем Кастро».

Западную разведку пытались убедить, что Хрущев остается сторонником аграрных экспериментов. После визита в США он занялся выращиванием в Союзе кукурузы на Севере. Учитывая страсть к аграрным экспериментам Хрущева, американская разведка поверила, что Хрущев взялся за новый грандиозный аграрный эксперимент на Кубе.

Перед отлетом к Хрущеву Рауль Кастро направился в советское посольство на Кубе, к Алексееву. Советским послом был кадровый разведчик, высокий и сухопарый человек в больших очках, придававших выражению его лица строгий и настороженный вид. Рядом с долговязым и сдержанным Алексеевым невысокий и улыбчивый Рауль выглядел отчасти забавно. Александр Алексеев, чья карьера начиналась с работы военного переводчика и репортера-международника, неплохо знал испанский язык, но в договоре важны были тонкости и формулировки, соответствующие международным стандартам, нужен был профессиональный лингвист. Однако разведчик Алексеев предпочел помучиться с формулировками на русском и испанском самостоятельно, опасаясь утечки информации, более того, Алексеев попросил Рауля Кастро обойтись без машинистки, дабы и с этой стороны утечки информации не произошло бы. Черновой вариант договора написали от руки, шариковыми авторучками, мучаясь подбором формулировок. Надо было отразить военную помощь со стороны Союза Кубе, но при этом умолчать о ракетах.

Наконец договор «О мерах по предупреждению возможной агрессии против Республики Куба и СССР в соответствии с принципами ООН» был составлен и переведен на оба языка. Рауль Кастро с этим договором отправился к Хрущеву. Хрущев, просмотрев «черновик» договора, должен был дать свой комментарий, где и как его подработать, а затем назвать ориентировочную дату подписания этого документа с Фиделем.

Хрущев, узнав, что к нему направляется кубинская делегация во главе с министром обороны Кубы, попытался организовать Раулю максимально радушный прием. На встречу в Кремле Никита Хрущев пригласил ракетчика маршала Бирюзова, идеолога «русского ежа» маршала Малиновского, главного координатора операции «Анадырь» генерала Анатолия Грибкова и еще несколько высокопоставленных военных. Любопытно, что, несмотря на высокую секретность встречи, все участники «сфотографировались на память», сегодня это — любопытный фотоархив.

Хрущев принимал Рауля Кастро в своем роскошном кремлевском кабинете с высоким потолком, перламутровыми шелковыми шторами и длинным столом, зеркально блестящим полировкой темного ореха. Никита Сергеевич, в летнем строгом костюме, со звездами героя Союза и при галстуке, сидел спиной к окну. Рауль Кастро расположился напротив. На столе скромно стояли квадратные карандашницы с заточенными карандашами да бутылки нарзана на круглых блюдах с маленькими хрустальными стаканчиками с орнаментом «алмазная грань».

По сравнению с полноватым и лысым советским лидером молодой брюнет Рауль Кастро выглядел по-мальчишески. Малиновский и Бирюзов были в своих парадных военных костюмах, при всех наградах, словно пришли не на секретные переговоры, а на военный парад. И Хрущев, обращаясь к Малиновскому, тихо, полушутя — полусерьезно, повторял: «Будет парад, а командовать парадом буду я!»

Советский лидер, понимая, зачем к нему пришел Рауль Кастро, решил никаких бумаг не подписывать. Поэтому Никита Сергеевич поначалу изобразил огромную радость от визита кубинского министра обороны в Москву, а затем попытался вести разговор о чем угодно, кроме как о советских ракетах на острове, но Рауль Кастро, крепко помня о своей миссии, задал прямой вопрос: когда Хрущев намерен подписать договор с Фиделем?

— Хорошо, мы подпишем этот договор в ноябре, — только и смог сказать советский лидер, смахнув с высокого лба капли пота.

— В ноябре? Как в ноябре? — удивленно переспросил своего брата Фидель Кастро, когда Рауль, вернувшись в Гавану, передал ему слова Хрущева. — Почему так поздно?

— Очевидно, Хрущев хочет подписать этот договор лишь после того, как операция по переброске ракет будет завершена, — пожал плечами Рауль.

Фидель постучал костяшками пальцев по столу. — Надо было любым способом заставить Хрущева подписать этот договор. Если «Анадырь» провалится, то Штаты немедленно Кубу сотрут с лица земли!

Но кубинский команданте не знал, что Хрущев скрывает «Анадырь» и от доверенных лиц. Так, например, Хрущев ничего не сказал о ракетах «свеженазначенному» послу — молодому дипломату Анатолию Добрынину, направленному в Вашингтон. Более того, Хрущев строжайше запретил главе МИДа Андрею Громыко рассказывать своему подчиненному — Добрынину, какое оружие перебрасывается на Кубу.

Это дало повод впоследствии Анатолию Добрынину обиженно зафиксировать в своих дневниках:

«Хрущев и Громыко использовали меня «втемную». А ведь вопрос о том, какие ракеты Москва отправила на Кубу, был не праздным. Я так и говорил Белому дому, что на Кубе только оборонительное оружие. И ни разу ни Хрущев, ни Громыко не поправили меня. Фактически они умышленно использовали своего посла вплоть до начала кризиса в целях дезориентации американской администрации. Такое поведение моих руководителей потрясло меня, когда я узнал о реальном положении вещей уже в ходе самого кризиса», — пишет А.Ф. Добрынин.

Только через несколько лет Добрынину рассказали, что уже в начале кубинского кризиса в Белом доме обсуждался вопрос, не потребовать ли от Москвы отзыва ее посла за то, что Добрынин ввел в заблуждение Вашингтон. Но на совещании у Кеннеди пришли к выводу: советский диппредставитель не лгал, а действительно ничего не знал о ракетах и о действиях своего правительства.