Зверь - Сергей Шведов

– Расписку писать?

– Разумеется. И составьте, пожалуйста, список ваших агентов. А также список тех агентов, о которых вы что-либо слышали.

– Но мне нужно время, чтобы заглянуть в бумаги.

– Бросьте, Вацлав Янович, у вас абсолютная память, и имена своих агентов вы помните наизусть. И не дай вам бог ошибиться, господин Радзинский.

Вацлав не стал рисковать и в течение короткого времени сдал всю свою агентурную сеть. Зато взамен получил другую, созданную Владимиром Ворониным. Ценность сведений, получаемых от этих агентов, была равна нулю. Зато им регулярно выплачивались поощрения из средств, выделяемых правительством Охранному отделению на борьбу с революционным подпольем. Суммы нельзя было назвать умопомрачительными, но тем не менее они были значительными и вполне могли скрасить жизнь ротмистра, нежданно-негаданно угодившего в капкан. К сожалению, эти деньги приходилось отдавать Студенту, который переправлял их на тайные счета своей партии.

Впоследствии Вацлав четырежды пытался устранить Студента, но, увы, тот непостижимым образом разгадывал хитроумные комбинации ротмистра, раз за разом отправляя на тот свет наемных убийц.

– Все, ваше благородие, – взмолился после четвертого провала Мишка Ревякин. – Больше никто со Студентом связываться не будет. Шутка сказать, сколько ребят он загубил. Рваный, Кыш, Слюнявый, Ястреб, Абраша… Последний вообще был виртуоз. Его Скрипачом еще называли. Иные так на струнах не играют, как он на чужих ребрах. Вчера Лютый свернул ему шею. Играючи. А у Абраши шея была как у быка, он пятаки гнул пальцами. Кочергу узлом завязывал. А этот придушил его как паршивого куренка.

– Какой еще Лютый? – нахмурился Вацлав.

– Так о Студенте речь, чтоб ему пусто было. А в его боевке сплошь мореевские ребята. Оборотни, ваше благородие.

До 1915 года Вацлав Радзинский чувствовал на своей шее железные пальцы Студента. До тех самых пор, пока партия не отправила отчаянного боевика на фронт разлагать солдатские массы большевистской пропагандой. А в конце шестнадцатого года ротмистру и вовсе крупно подфартило. Среди гимназистов, задержанных за антивоенную агитацию, оказался Василий Воронин, родной брат Студента. В эту минуту Вацлав почувствовал предвкушение реванша. При его огромном опыте и бесценном даре сломать семнадцатилетнего мальчишку труда не составило. Впрочем, Радзинский действовал крайне осторожно, ибо вскоре убедился, что отношения младшего брата к старшему далеко не однозначное. И возможно, поэтому Василий примкнул не к большевикам, а к эсерам.

– Скверно, юноша, – вздохнул Радзинский, глядя на младшего Воронина полными сочувствия глазами. – Время военное. Положение империи катастрофическое, а вина ваша очевидна. Расстреляют и вас, и ваших неразумных друзей.

– Я не боюсь, – вскинул Василий голову, заросшую светлыми волосами.

Нет, он боялся. Что, впрочем, и не удивительно. Но подростковый романтизм помогал ему справляться со страхом. Да и время наступало смутное. Радзинский предчувствовал приближение катастрофы. Василий, юноша далеко не глупый, вероятно, тоже. Почему бы в таком случае двум разумным людям не договориться.

– А вы что, сочувствуете революции? – вскинул Василий на ротмистра удивленные глаза.

– Нет, юноша, не сочувствую. По той простой причине, что не жду от нее ничего хорошего ни для себя, ни для Отечества. Но жертвовать для спасения империи жизнями зеленых мальчишек не хочу. Не спасет эта жертва ни царя-батюшку, ни его присных.

– Тогда отпустите нас.

– Так я бы отпустил, Василий Фомич, но это, увы, не в моей власти, – вздохнул Радзинский. – Кстати, вы в курсе, что ваш брат Владимир сотрудничал с Охранным отделением?

– Вы провокатор! – Василий побледнел и попытался вскочить на ноги.

– Сидите, юноша, сидите, – взмахом руки остановил его Радзинский. – Экий вы, право. У меня ведь бумаги есть. Вы почерк брата, надеюсь, хорошо знаете? Вот его согласие на сотрудничество, написанное собственноручно. Вот расписки о получении жалованья. Я ведь почему вами заинтересовался? Меня с вашим братом связывают годы совместной работы. Памятуя об этом, я и вас хочу спасти от смерти. А заодно и ваших глупых приятелей. Вы о них-то подумали, Василий Фомич? У них ведь отцы-матери есть. Для них смерть сыновей будет страшным ударом.

– Подлец, – процедил сквозь зубы гимназист. Радзинский на оскорбление не прореагировал, поскольку вовремя понял, что предназначено оно не ему.

– Это вы напрасно, Василий, – осуждающе покачал головой Радзинский. – Ваш брат – убежденный монархист. Вы ведь за свою идею боретесь, не стесняясь в средствах. Так почему же Владимир Фомич или я должны придерживаться джентльменского кодекса чести? Да и деньги ему были нужны не в последнюю очередь для вас. Лучше скажите спасибо брату, юноша. Ведь все эти годы он вас кормил, одевал, обувал. Еще и платил за ваше обучение. Вот она, человеческая благодарность.

– Чего вы от меня хотите, господин ротмистр?

– Ничего. Вы подписываете бумагу о сотрудничестве, и я вас отпускаю.

– Нет, – твердо сказал Василий.

– Глупо, юноша. Ведете себя как девственница перед брачной ночью. Смею вас уверить, в наших архивах хранятся автографы многих людей, коих вы считаете несгибаемыми революционерами. Могу показать.

– Не надо, – глухо отозвался Воронин.

– А зря, – осудил его Радзинский. – Это позволило бы вам более трезво взглянуть на краснобаев, которые подталкивают незрелых юнцов к бунту, несмотря на полное свое безверие и застарелый цинизм. Я отпустил бы вас без всякой подписи, просто из расположения к вашему брату, но я должен представить оправдательный документ начальству. Даю слово офицера, что уничтожу эту бумагу, как только надобность в ней отпадет.

– Почему я должен вам верить?

– Вы что же, думаете, будто я стану вас шантажировать? Начну выпытывать пароли и явки ваших вождей и активистов? Бедный юноша! Все это мне уже давно известно. Загляните в эту папочку. Я вам разрешаю. Вот пожалуйста, Войнаровский Владислав Сигизмундович, он же Сидоров Фрол Яковлевич, он же Козлов Ефим Петрович, он же… А впрочем, достаточно. Читайте сами. Вы юноша грамотный.

Гимназист довольно долго изучал предложенные ему бумаги, Радзинский успел выкурить за это время две папиросы и открыл форточку, чтобы проветрить помещение. В решении Василия он не сомневался. Гимназист пережил крушение иллюзий. И, надо отдать ему должное, пережил с достоинством. Крепкий, судя по всему, юноша. Такой действительно может быть полезен.

– Скажите, Василий Фомич, вы никаких странностей за своим братом не замечали?

Гимназист вскинул на ротмистра испуганные глаза и тут же их опустил.

– Это вы о чем?

– Да так, – неопределенно махнул рукой Радзинский, – ходили разные слухи. Ну спасибо вам, молодой человек, за понимание. Вы сняли огромный камень с моей души. Я бы себе никогда не простил, если бы с братом моего старого друга случилась крупная неприятность.