Лондонские поля - Мартин Эмис

В падавшем из кухни бледном свете на пороге стояла Кэт Талант, увядшая и терпеливая, в кухонном своем облачении. На руках у нее была Ким. И эта девочка… эта девочка была ангелом.

— Доброе утро, леди Би.

— Доброе утро, Гарри.

— Ну-с, — сказал он, величаво входя в дверь. — Сегодня у вас большой день.

— Я… я только что смотрела новости.

Кит в два шага оказался в гостиной и выключил телевизор, быстро прикинув, сколько за него можно будет выручить.

— Но погода там… — попыталась сказать леди Барнаби. — И еще Югославию назвали одной из самых…

— Все это чушь и белиберда, леди Би. Чушь и белиберда. Это ваш багаж? Ничего не забыли? Ну, тогда едем. Ах да, чуть не забыл. Леди Би, у нас небольшая проблемка: двигатель забарахлил. Не беда, возьмем вашу. У вас в жизни не было такого отдыха. Да что говорить!

Внимая явно истерическому смеху леди Барнаби и спокойно памятуя о связке ключей и о документах, которые она всегда держала в «бардачке», Кит катил по шоссе, выдавая ей в своем исполнении «Долог путь до Типперери» и несколько купированную версию «Только раз ли — сыром в масле». Они проезжали сквозь бесчисленные завесы жаркого марева, ошпаривающего трахеи. Небо пульсировало синим, синим. Между тем циклоны и шаровые молнии, совершенно распоясавшиеся в Югославии и Северной Италии, были удостоены упоминания даже в Китовом таблоиде.

— Уезжать куда-то в такую чудную погоду, наверное, глупо.

— Да ну, — отмахнулся Кит. — Это ведь парилка. Завтра же заморосит, забрызгает… El Niño[31], ей-богу.

Хотя замечание это было довольно-таки малоубедительным, леди Барнаби, казалось, была им немало утешена. Ее косточки хорошо помнили прежние английские погоды, тогда как Кит был приучен к куда более переменчивому небу. Простая морось — это вовсе не то, к чему оно ныне привержено в Англии. Ныне такое с ним случается редко. Для этого дело оно предпочитает такие места, как Калифорния и Марокко.

— Вы только поглядите на этот запор, — сказал Кит.

После получасовой задержки в подъездном тоннеле, пропитанном гнилью и выхлопными газами, и еще более долгого ожидания своей очереди на краткосрочную автостоянку Кит провел леди Барнаби к регистрационной стойке второго терминала. Компьютер тут же возвестил, что билет леди Барнаби почти ничего не стоит. Кит воспринял это известие с холодной покорностью: кидала, державший нелегальную билетную кассу, сумел его кинуть. Он, однако, пока не знал, что тот кидала, который кинул его, сам был кинут кидалой, поставлявшим билеты в подпольную кассу. В итоге леди Барнаби летела вовсе не на отдых и к тому же только в одну сторону. Кит сумел повергнуть ее в панику: дескать, она может не успеть на свой самолет — а то и лишиться багажа (который они удачно оставили у дверей). Он стоял и курил, насвистывая, кашляя и матерясь, пока леди Барнаби сверяла свои багажные талоны. Она успела сверить все, кроме трех, и неровным шагом заторопилась к выходу на посадку.

Дав себе обет отомстить за нее, Кит перехватил у своего приятеля в отделе товарных перевозок несколько пришедшихся ему по вкусу беспошлинных вещиц, затем погнал в Слау, а уж после головокружительного свидания с Энэлайз Фёрниш вернулся в Лондон и завершил напряженное утро тем, что продал автомобиль леди Барнаби.

— Эньла… — сказала крошка Ким. — Эньла… Эньла…

Кит со страдальческим видом оторвался и от таблоида, и от ленча. Ленч его состоял из куриного плова и четырех яблочных пирогов «Брэмли». А таблоид состоял из болтовни и интимных подробностей, потом из более трескучей болтовни и более интимных подробностей, а потом из еще более трескучей болтовни и еще более интимных подробностей. «Пришельцы увели мои награды». «Мэрилин Монро и Джек Кеннеди по-прежнему разделяют ночи страсти: в Атлантиде». «Моя потенция возросла! Благодаря призыву с того света». Всю свою жизнь Кит пребывал в рядах читателей самых вульгарных, самых сенсационных, самых массовых ежедневных газет. Но пару лет назад решил перейти на газету меньшего тиража: теперь он читал «Морнинг Ларк»[32]. Он все еще приспосабливался к этой перемене. «Морнинг Ларк», по мнению Кита, компенсировала недостаточность охвата событий более позитивным и жизнелюбивым настроем. Никакие трагедии, никакие бедствия не имели ни единого шанса вытеснить Беверли или Фризби с третьей страницы — точно так же, как и со второй или первой. И хотя девочки в «Морнинг Ларк» не тягались в привлекательности с теми, что красовались в массовых ежедневных газетах, здесь их, конечно же, было не в пример больше. Увидишь какую-нибудь улыбчивую милашку — и хорошее настроение обеспечено тебе на целый день.

Но сейчас Кит сосредоточенно перечитывал заметку о погребальном звоне, несущемся над Югославией. Он ткнул пальцем в сторону коляски. Кэт медленно соскользнула со своего стула.

— Эньла, — сказала малышка.

Коляска занимала бóльшую часть прихожей. Коляска, собственно, и была прихожей — и даже более того. Ее ручки вдавались в кухню, а плоеный капот занимал половину гостиной. Кит снова поднял страдальческий взгляд, когда Кэт вернулась (или, точней, повернулась вокруг своей оси) с девочкой на руках. Та, не будучи ни уставшей, ни мокрой, ни голодной, скромно устроилась на коленях у матери.

Кэт, быстро кивнув, сказала:

— Кит, я так беспокоюсь…

Кит набрал в рот чаю и сделал несколько полоскательных движений. Проглотил.

— Ну? — сказал он.

— Кх, — сказала малышка.

— Эти новости, — сказала Кэт.

— А-а, вон оно что, — сказал Кит с облегчением.

— Взаимопроверки, — сказала Кэт.

— Ой, — сказала малышка.

— Ну так и что? Какой резон? — сказал Кит.

— Не знаю. Ты смотришь на…

— Уа, — сказала малышка.

— Возгорание, — сказала Кэт. — Где-то была вспышка.

— Да?

— Пф, — сказала малышка.

— О Боже. Это ненадолго, верно ведь? — сказал Кит.

— Или, — сказала малышка.

— Они жульничали, — сказала Кэт. — Обе стороны. Водили друг друга за нос целых пятнадцать лет.

— Кто так говорит? — спросил Кит. В его таблоиде об этом не было ни слова. — По ТВ, что ли?

— Я заходила в библиотеку, — необдуманно сказала Кэт. — Листала серьезные газеты.

Эти ее слова покоробили Кита (ибо он был очень предан своему таблоиду, полагая всех его читателей одной большой семьей); но они же задели в нем некую чувствительную струнку. В свое время Кэт завоевала сердце Кита именно посредством библиотеки. Научила его читать и писать — ясное дело, то был самый интимный эпизод во всей его жизни. Да, ясен пень, так оно и было. Стоило ему об этом подумать, как где-то за глазами собрались слезы — слезы стыда и гордости, слезы пережитых трудностей, слезы интимности.