Квартирник у Маргулиса. Истории из мира музыки, которые нас изменили - Евгений Шулимович Маргулис

class="p1">– Нет? Матвиенко был?

Н. Р.: Нет.

– А кто там был? Кто там был из молодых?

Н. Р.: Хорошо, я сейчас раскрою все тайны, ты просто запутался в Википедии.

– Нет-нет, я помню какие-то свои ощущения – «Шестеро молодых» были какие-то немолодые…

Н. Р.: Нет, мы были очень молоды, мне было 21 год. Кстати говоря, это самый первый мой коллектив. Там был Валера Кипелов, кстати.

– А Димка Закон был там?

Н. Р.: Да.

– Он был не молод уже тогда.

Н. Р.: Он казался. И Виталий Ефимыч Клейнот, который тогда был музыкальным руководителем, решил сделать такую группу. Мы долго репетировали, чтобы пели финны, но по-русски.

– Это как?

Н. Р.: Это очень трудно. Это некоторые вещи нужно петь так, как говоришь, как разговариваешь. Произносить слова именно так. Вот это трудно оказалось в песне, но можно.

– Просвети, а «Рондо» было после? Да или нет?

Н. Р.: «Рондо» было после «Лейся, песня». Потом я попал в «Рондо» на полгода и потом попал к Игорю Матвиенко.

– Ты там на басу играл, я помню.

Н. Р.: Да, одну песню. И как-то попал, что ты именно ее и увидел.

– Я вспомнил еще одну команду – «Здравствуй, песня».

Н. Р.: Да, вот там Игорь Игоревич Матвиенко и был музыкальным руководителем, вот меня туда и…

– Какое дурацкое название – «Здравствуй, песня». Вокально-инструментальный.

Н. Р.: А кто знал?

– На самом деле, конечно, мы встретились раньше. Я пытался раскрутить Кольку спеть эту дурацкую песню. Какая это была программа? Пускай будет называться «Сектор шанс» в гостинице «Турист». У Кольки был ярко-желтый пиджак. Он пел песню «Попугай».

Н. Р.: Розовый.

– Нет, желтый!

Н. Р.: Розовый. Очень розовый. Он сделан был так: белая рубашка, а сзади то же самое. То есть я переворачиваюсь, а там то же самое, тоже галстучек висит. И это «Здравствуй, песня», как раз был рок-фестиваль.

– А гостиница «Турист»? Песня «Попугай»? Я почему-то это запомнил.

Н. Р.: Действительно дурацкая.

– Хотя бы одно четверостишие.

Н. Р.: Я не помню вообще текста про попугая. Вообще.

(Поют песню «Главное, что есть ты у меня».)

– Так как вы уже давно существуете, приходилось в квартирнике играть когда-нибудь или нет?

Н. Р.: Никогда.

– Пришел к своему приятелю – давай за портвейн пригласим каких-нибудь поклонников, а ты…

Н. Р.: Портвейн был, помню. Квартира была, друг был.

– Так, а квартирников не было?

Н. Р.: Квартирника не было.

– Странно, вроде бы ты великий человек, которому «Битлы» посылали свои записи… Колька реальный битломан. И много лет назад занес меня шайтан в город Лас-Вегас, на шоу «Цирка дю Солей», которое называется Love. Приехали туда «Битлы» и прочие, и прочие. И конечно же, нужно было что-то притаранить Кольке, потому что Колька реальный битломан. Я купил какие-то книжечки, какие-то медиаторы, купил «звонило». «Звонило» – это был такой будильник с двумя звонками, на которых, я не помню, было написано то ли Rubber Soul то ли Yellow submarine.

Н. Р.: Yellow submarine. И надпись: «Коля, вставай, пора уже».

– Вот, я в чемодан это не положил. У меня был какой-то сложный маршрут, и на каждой границе за это «звонило» меня принимала таможня: «Что это такое?» – «У меня друг битломан, вот эта хрень – это будильник». – «Это взрывчатка». С геморроем, но доставил. Ты его не выбросил?

Н. Р.: Нет, он стоит на видном месте, в серванте.

– Дамы и господа, нужно помнить о пристрастиях своих друзей.

Н. Р.: Я вдогонку тоже припомню историю, когда «Машина времени» записывали в Лондоне на Эбби-Роуд альбом, и я приехал туда уже на стадии сведения. Ребята попросили меня о помощи – там англичане, по-русски не понимают, запарились уже уши, замылилось все. Ну и я стал там рулить: голос погромче, здесь потише – принял участие. А в титрах меня не написали.

– Но ты неуверенно, кстати, рулил. Нет, но это было клево. Мы уже все сходим с ума: «Коль, послушай, текст понятен?» И вы знаете, история многозначительности… Ну, говорит, в принципе, понятно, о чем песня.

(Песня «Русские».)

– Я помню ваше первое появление, по-моему, у Аллы Борисовны Пугачевой, на «Рождественских встречах», да? Год примерно 89-й. Помню, что у меня была какая-то кассета – кто-то из наших общих знакомых, чуть ли не ты, подбросил. Там была замечательная песня под названием «Дуся-агрегат». Может, шарахнешь, я ее не слышал лет 40. Коля, один куплет!

Н. Р.: Можно. Мы ее не играли лет сто.

– А не надо ее играть, я же прошу маленький кусочек. Тональность не важна.

(Поют «Дуся-агрегат».)

– Слушай, я лет 25 этого не слышал, а вы?

Н. Р.: Я тоже. Кстати говоря, одна из моих любимых песен, она на самом деле зверская. Я вам расскажу сейчас историю. Во время записи я стою у микрофона и там же две модуляции…

– Пальцем покажи.

Н. Р.: Ну да, там запредельные уже истории. И Матвиенко сидит в углу, переживает, помогает. У него губы вот так за мной повторяют и уже последняя модуляция, я как стал там орать, визжать. И вдруг я так кошу, а он так… а его рвет просто.

– От удовольствия?

Н. Р.: Настолько проникся. Он пытался достать и у него не получилось, его стало тошнить просто.

– Поэтому один поет, а другой пишет песни. Да здравствует Матвиенко и Расторгуев! Еще Саня Шаганов.

Н. Р.: Да, Саша Шаганов. Нам просто очень-очень повезло, что у нас были два человека, ответственных за литературную часть, – Саша Шаганов и Миша Андреев, удивительные ребята, достойны аплодисментов.

– На самом деле все сошлось – и коллектив отменный, и авторы отменные.

(Песня «Дорога».)

– Слушай, а скажи мне, ты же какое-то долгое количество времени пел в гимнастерках.

Н. Р.: Был период, честно. Десять лет.

– Ну зная тебя, как серьезного красноармейца… А тебя за военного принимают до сих пор или нет?

Н. Р.: Нет, со мной все служили, хотя я не служил нигде.

– Вот я и говорю, потому что мы служили в одной истории. Мне почему-то казалось, что после этих твоих выходов на сцене в гимнастерке – ладно сшитой, кстати…

Н. Р.: Это простая, обычная, со складов.

– Да ладно?

Н. Р.: Да, не шитая. Шили один раз.

– Ты понимаешь, сколько ты потерял времени, а? Потому что она настолько хорошо на тебе сидела, я думал, что тебе шили ее по заказу.

Н. Р.: Нет, один раз пошили по заказу в Театре Советской армии, пошили очень плохо, отвратительно просто.

– Гимнастерка и шинель. Долго, наверное, лет 15 ты ходил так.

Н. Р.: Нет, десять лет ровно. Настал 2000-й год, и я решил расстаться с ними, потому что как только я появляюсь в этой истории, тут же: «Давай комбат».

– Я поэтому сегодня тебя не узнал, когда ты вошел в джинсовом костюме, я думаю: «Кто это?».

Н. Р.: Я был не в форме.

– «Кто этот человек? Вроде бы лицо знакомое…» Дамы и господа, Николай Расторгуев!

(Аплодисменты.)

Н. Р.: Спасибо большое. Но на самом деле, форма была приобретена со складов еще тех, это форма старого образца еще военного. Оказывается, их еще много на складах валяется, побитые молью, как мы любим.

– Ты знаешь, но мы все-таки еще молодо выглядим.

Н. Р.: Ты думаешь?

– Думаю да, Коль.

Н. Р.: У нас была песня