Дело диких апостолов - Михаил Карчик

Томакову эта идея не понравилась изначально, но Лена и думать не хотела о пивняке или кафешке. «Там сидят только жлобы», — сказала она. Поэтому Том сперва уныло полчаса потягивал «Фанту», в ожидании подруги, которая, разумеется, опоздала, а потом появилась и, почти не давая школьному другу вымолвить два слова, рассказывала ему о каких-то дизайнерских проектах, о недавней поездке в Амстердам, о том, как ее знакомые создали новую фирму и она там будет чуть ли не замом директора.

Скоро Павел увидел и того самого знакомого, благодаря которому фирма смогла появиться на свет. Это был невысокий парень, в каком-то дорогом костюме, который он настолько берег, что смахнул несуществующую пыль со скамейки перед тем, как на нее сесть. С Томом он почти не говорил, лишь задал идиотский вопрос про армию, вроде того, правда ли, что солдат в ней теперь кормят комбикормом? Впрочем, с Леной он тоже почти ни о чем не говорил. Казалось, он общался только со своим пейджером, на который раз в пять минут приходили сообщения. Иногда он ругался, а иногда вынимал трубу, извинялся, удалялся на три минуты и снова присаживался, до следующего звонка.

Скоро выяснилось, что парень очень торопится. Когда они уходили, Лена сообщила Тому, что это, видимо, ее будущий муж. Сесть к ним в машину Павел отказался…

Прошло почти два года. И вот он сейчас на квартире у великой дизайнерши Лены, которая, должно быть, давным-давно создала свою фирму. И дело вовсе не в том, что придя к ней он на что-то надеется. Просто, в родном городе, нет ни одного дома, куда хотелось бы постучаться. Одноклассники ушли в бандиты, одноклассницы — живут с ними. Пойти в родную квартиру? Мать вцепится и ляжет завтра на пороге, действительно ляжет, чтобы он не ушел. Отец тоже не захочет отпускать, особенно если будет пьян. А, может быть, задумчиво скажет: непонятно, Паша, ты же туда за деньгами вроде бы поехал? Где же деньги? Нет, только не домой.

Поэтому Том и оказался у Лены, заранее готовый и к тому, что на звонок никто не отзовется, и к тому, что торт придется есть вместе с мужем, а потом, ближе к полуночи, покинуть гостеприимную квартиру и отправиться на Старо-Невский. Теперь же он лежал в ванной и уже пришел к выводу, что отмок окончательно, пора браться за шампунь и мочалку, предусмотрительно данные хозяйкой. Белье, носки и халат, приготовленные с той же похвальной предусмотрительностью, наверное, принадлежали мужу…

Со вздохом огорчения (когда же еще в следующий раз доведется принимать ванну) Том сошел на коврик, быстро вытерся, оделся и вышел в коридор. В последний момент он подумал, что неплохо было бы расправиться со щетиной, но для этого понадобилось бы заочно экспроприировать необходимое у мужа.

Павел вышел в коридор. Из гостиной доносились тонкие звуки, напоминающие звон колокольчиков. Когда он приблизился, то понял: Лена расставляет хрустальные бокалы.

Посередине гостиной был накрыт маленький столик, уставленный массой блюд: Тому в первый момент показалось, будто Лена в этот вечер ждала к столу кого-то другого. Салат из мидий, салат из фруктов. Тонко нарезанный осетровый балык, икра, выложенная в маленькую вазочку. Большая коробка конфет, уже открытая. Бутылка шампанского в ведерочке со льдом. А посередине стола, как его законный властелин — скромный тортик гостя, выложенный на старинную фарфоровую тарелку…

* * *

В зале преступлений на сексуальной почве парижского уголовного розыска, хранится около ста сорока предметов, использованных преступниками во время изнасилований. Если бы участковый инспектор Ващук знал о существовании этого музея, то чувствовал бы себя изнасилованным всеми ста сорока экспонатами одновременно, хотя майор Никитин, зам начальника РУВД, использовал только слова.

Начал он, разумеется, с рапорта участкового, объяснив ему, кто такой Кравчук и где находится Верховная Рада Украины. При этом он ехидно заметил, что газеты предназначены не только для употребления в сортире и не грех иногда хотя бы разгадывать кроссворды. Нельзя человеку с такой фамилией, как Ващук, ничего не знать о государственном устройстве бывшей малой родины.

Потом участковый услышал немало о своей повседневной работе, о жалобах рыночных торговцев, о многочисленных обращениях жителей подведомственной территории. Как считали ее обитатели, даже если в одной из квартир кого-нибудь будут скальпировать заживо, то околоточному можно звонить хоть всю ночь: прибудет утром.

Под конец майор опять вернулся к рапорту подчиненного, заявив, что если дать ему ход по инстанциям, то он попадает под статью УК о разжигании войны. По словам майора, в Нижнетагильской зоне для ментов, осужденных по этой статье, есть специальная камера, в которой они сидят и клеят бумажных журавликов, как дети Хиросимы. Правда Никитин тут же рассмеялся и заявил, что такой камеры не существует. Но если сержант не пересмотрит свое отношение к служебным обязанностям, то в лучшем случае вылетит с работу, в худшем — отправится в тот же Нижний Тагил, уже по другой, более распространенной статье.

После такой выволочки разъяренный участковый прибыл в офис «Капители» желая как можно скорее узнать: с каким Кравчуком и с какой Верховной Радой возникли проблемы у хозяев фирмы. И надо же, какое совпадение, едва он вошел, раздался звонок. Секретарша шепотом сообщила милиционеру: звонят те самые.

Сержант взял трубку. Голос на том конце провода был знаком, но сейчас он звучал благодушно.

— Здоровеньки булы, Шарапов. Передай хозяину этой конторы, что должок его запродан.

— Кому продан?

— Какая тебе разница? Запорижским хлопцим. Они ребята крутые, так что пусть не дурит. У них профессия такая — долги выколачивать.

— Как выколачивать?

— Тай песнями и плясками. Ты хозяину обязательно так и передай.

Сержант хотел задать пару вопросов, но на том конце провода уж бросили трубку.

О том, что следовало сделать в этой ситуации, участковый Ващук думал недолго. Он взял лист бумаги и начал писать. Слишком уж хорошо запомнил сказанное майором и хотел на этот раз не ошибиться.

«Согласно звонку, поступившему в 12–45 минут, долг фирмы «Капитель» продан неизвестной русскоязычной криминальной группировке, осуществляющей свою преступную деятельность в окрестностях города Парижа»…

* * *

…Посередине столика, накрытого Леночкой Азартовой к возвращению Тома из ванной, как законный властелин красовался скромный тортик гостя, выложенный на старинную фарфоровую тарелку…

— Тебе часто приходилось стрелять, Паша?

— Последний раз три дня назад. Может, ты хочешь спросить, приходилось ли мне убивать? Да, приходилось, совсем недавно. Тоже три дня назад.

Уже было недалеко до полуночи, а Тому так и не удалось сделать самое главное, из того, что он надеялся совершить в городе. Ему не удалось отдохнуть от войны.

Виной, конечно же, была не Лена, естественно, задававшая глупые вопросы. Просто, чем привычней, чем уютней была обстановка вокруг, тем меньше верилось в подлинность происходящего. Обычные настенные часы, обычно негромко напоминавшие о своем существовании, постоянно призывали поднять глаза и убедить, что от ночи — единственной ночи, которую удалось провести в родном городе, осталось не так и много. Да и в родной стране не пробыть больше сорока восьми часов. Потом придется вернуться в единственную реальность, реальность войны…