Старатели Сахары - Максим Удовиченко

– Это что ещё за песня такая?! – снова не выдержал Маланья.

– Это из более позднего революционного творчества, до вашей пустынной глухомани ешё не довезли, – парировал Аристарх, не лазя за словом в карман. – Так вот, слушай дальше, деятель Маланья! – продолжал он излагать краткое содержание революционного сюжета. – Вот так думал Гарри, он же Ильич, и от переживаний слегка трансформировался. И стал похож на Оби-ван-Кеноби, великого учителя, правда, это уже из другой книги, но, тем не менее… – не сбавляя темпа, обрушивал Аристарх «великое и разное» на голову «революционного деятеля». – И представляешь, Маланья! – продолжал Аристарх, добавляя подробности сюжета, – Гарри, он же Ильич, сидел как-то, читал что-то очень волшебное и важное, кажется «Play Boy», тьфу ты, «Капитал»…

– Ну читал, ну «Капитал», эка невидаль! И что здесь такого? – с недоверием в голосе прокомментировал Маланья.

– А то и невидаль, что читал он его, читал, а тут вдруг встаёт во весь свой небольшой маломерный рост, вытягивает руку свою зеленую с кепкой, и говорит человечьим голосом…

– Что, что говорит?! – в очередной раз не выдержав напряжения, перебил Аристарха Маланья.

– А то!!! – продолжил восторженно Аристарх, – «Товарищи!!! – говорит он, – ЭЛЕКТРИФИКАЦИЯ И ВСЕВОБУЧ!!!» А глаза так и горят революцией…

– И что дальше? – спросил раскрывший от удивления рот и сидевший на песке рядом с уже утихомирившимся верзилой-котом Бугой Маланья.

– А дальше – больше! Эти двое, как увидели его лысого, сморщенного и бесстрашного в кедах, так прямо в один голос и закричали, уже без конспирации: «Ильич, так-перетак! Ты ли это?!». Тут этот здоровяк с бородой, Карл Маркс, он же Рубеус Хагрид, приглядевшись к Ильичу-Гарри, говорит в сердцах: «Эх, старушка!»… Ну, то есть, обращался он к Розе Люксембург, она же Минерва Макгонагалл… «Перехимичили мы с тобой!» – говорит, и тут они в один голос: «Сдал ты нас Ильич! Теперь нас охранка буржуина-мироеда Волан-де-Морта повяжет! Хватай свой волшебный плащ, и валим отсюда! Кепку не забудь и кеды!», – закончил победно свой рассказ Аристарх, окидывая взглядом сидевших рядом Маланью и кота Бугу.

В финале краткого описания «неброского» революционного сюжета Маланья застыл с открытым ртом, в очень неестественной позе и почему-то с вытянутой рукой, а революционный кот Буга как-то очень по-человечески присел на хвост, вытянув вперёд задние лапы.

– Ладно, Маланья, пойду я к себе в апартаменты, а то ноги не держат после длинной прогулки с Мухаммедом и Сулейманом, – добавил Аристарх в заключение, оставив ошеломлённого новизной революционных идей Маланью осмысливать дальнейшее бытие наедине с котом Бугой.

На следующее утро Аристарх как ни в чем не бывало направился в столовую.

– Что это за… «непонятное», с ужасным запахом, я сейчас проглотил?! – кричал возмущённый француз Жан-Филипп.

– Ой! Сейчас что-то будет! – вторил ему поляк Сигизмунд, хватаясь за живот.

Но полисарийский повар Мухаммед продолжал неистово раскладывать по тарелкам дымящуюся субстанцию с резким запахом, при этом приговаривая:

«It is good, it is very good, and Mohammed is very good, and food is very good!» В очередной раз зачерпывая длинным, увесистым приспособлением из огромного, очень похожего на печенежский казан из былин про Илью Муромца бака тягучее содержимое, Мухаммед тихо улыбался, в глубине души радуясь своему хоть маленькому, но безусловно шедевру. Вид содержимого, как ни странно, опять же напомнил Аристарху еду инопланетян из кинофильма «Люди в чёрном». Не обращая внимания на недовольные выкрики, полисарийский повар вывалил содержимое в очередную тарелку. Тарелка, к несчастью, оказалась тарелкой Мухаммеда из Египта, и это сбило весь задор. В итоге плисарийский повар Мухаммед был вынужден прекратить ритуал благотворительного завтрака ввиду чрезмерной ругани и, как ему казалось, предвзятости к его кулинарным талантам.

Не вдаваясь в подробности беседы двух Мухаммедов и вежливо отказавшись от благотворительного черпака пахучего «нечто», состряпав себе пару бутербродов с плавленым сырком «La vache souriant»[99] (аналог сырка «Дружба») и налив большую чашку «настоящего» арабского кофе «Нескафе», Аристарх непринужденно расположился напротив ирландца Рея.

– Слушай, что хочет от меня этот безумец Маланья! Какой ешё Гарри Поттер и какой-то там камень?! – начал Рэй, не вдаваясь в формальности утреннего приветствия. – Ты не представляешь! Напал на меня с утра вместе со своим котом! Подавай ему книгу эту, как её там… Десять банок бенинской тушенки мне предлагал в обмен на этого, как его… Гарри Поттера! Совсем ополоумел после отпуска! – сбивчиво продолжал Рэй, пытаясь смастерить себе очередной бутерброд с плавленым сырком.

Рис. 26. Набег революционных котов

– Ну что ты, Рэй! Маланья человек революционный и очень любознательный, ко всему передовому тянется, – вдумчиво отвечал Аристарх, запивая очередной кусок бутерброда чашкой кофе.

Вдруг кусок бутерброда, который Рэй намеревался отправить в рот, исчез с громким и пронзительным мяуканьем в здоровенной и когтистой кошачьей лапе. Ухватив ешё пару кусков плавленого сырка и вырвав у аргентинца Рамона половину заботливо приготовленной им котлеты, кошачья банда с громким урчанием и победным топотом так же внезапно растворилась в дверном проеме, как и появилась, оставив после себя пару разбитых тарелок, опрокинутых чашек с кофе и уверенность в непременно скором возвращении.

– Да это же беспредел какой-то! – не выдержал первым француз Жан-Филипп.

– Это всё Маланья и его бандитский кот, это он привел сюда эту оголтелую шайку подельников! – проснулся от оцепенения ирландец Рэй.

Выскочив из столовой, Аристарх интуитивно заглянул в большую щель под модулем корпуса, из темноты проема на него смотрело десяток пар гневно настроенных и весьма революционных кошачьих глаз.

* * *

По инициативе «потерпевших» в лагере в очередной раз был объявлен большой сбор.

Большая часть лагеря гневно осудила кошачьи набеги. Меньшинство винило во всем повара Мухаммеда, который был very good. Приглашенный в качестве официального лица революционер Маланья, не добившись успеха в поисках революционной книги, за которую он предлагал уже двадцать банок бенинской тушенки сомнительного срока годности, милостиво согласился ешё раз обучить повара Мухаммеда азам приготовления пищи. Труднее решался кошачий вопрос. Маланья никак не хотел выселять шайку котов из-под столовой лагеря, ссылаясь на то, что многие из них, котов, являются товарищами его революционного кота Буги и, более того, состоят с ним, с Бугой, в разных степенях родства.