Встреча от лукавого - Алла Полянская

Тут она права – гражданам лучше не видеть, во что превратилась моя шея, следы пальцев не дают простора для иного толкования событий. Мне ни к чему печальная известность. А еще мне нужно заняться кампанией по рекламе йогуртов, у меня есть куча забавных идей, которые я завтра выдам Мирославу и заказчикам в письменном виде. Вот только надо решить, когда я вернусь домой.

* * *

Утро не могло оказаться еще гаже, потому что гаже просто некуда. Туман затянул окна, и я сразу вспомнила книгу Кинга «Туман» – как они сидели в супермаркете, потихоньку сходили с ума от непонимания происходящего, от страха и абсолютного тупика в плане привычных действий и досходились до того, что решили принести человеческую жертву. Книга, конечно, мрачная и злокачественная, что и говорить, но я увидела в ней не собственно сюжет, а то, что и хотел, наверное, донести до читателя автор, а именно: как тонка в нас позолота цивилизованности. И чуть что, лезет из каждого пещерный человек с дубиной наперевес. Может, это оттого, что мы многие десятилетия живем относительно защищенные законами и социальными установками, и посягательство на нашу жизнь – нечто из ряда вон? Привычка к безопасности иногда может сыграть дурную шутку. И когда что-то такое все же случается, то оказывается, что правовое поле может просто констатировать смерть и обеспечить расследование, а во время самого посягательства на жизнь правовое поле – штука умозрительная и неприменимая. Я не думаю, что мне пошло бы на пользу расследование обстоятельств моей смерти. Но теперь закон косо на меня смотрит, и все равно это беспокоит меня лишь в той мере, достаточно ли глубоко мы зарыли трупы. Я думаю, что да, вполне глубоко.

Да, я неандерталец. Или как это звучит в женском роде? Никак, скорее всего. Суть в том, что я предпочитаю, чтобы из ямы на острове вернулся в природу кто-то другой, но не я. Кто-нибудь скажет – закон сильного или право сильного. Но я совершенно не сильна. Просто мне повезло, а тем, что в яме, нет, но вот насчет достигнутого результата я не сомневаюсь. Это я в себе открыла совсем недавно. Оказывается, я не готова вот так, за здорово живешь, отдать свою жизнь первому попавшемуся проходимцу, которому кажется, что я ему чем-то мешаю, даже если в его глазах я выгляжу бесполезной и никчемной. Я иногда и в собственных глазах точно так же выгляжу, и что?

– Лина, иди завтракать.

Я осторожно поднимаюсь. Горло распухло, но боль не стала сильнее. Ну и то хлеб, я думала, будет хуже. Воспоминания о том, что стало с дрянью, которая это со мной сотворила, вызывают у меня мстительную радость. Ибо нефиг.

– Иди, попей бульона, и кисель я сварила, возьмешь с собой, я в термос налила. – Ольга входит в комнату и смотрит на меня. – Сейчас в больницу поедем.

Я беру чашку с бульоном и делаю глоток – вполне терпимо.

– Я тут шмотки твои перегладила, свитер вот этот наденешь, он как раз твое горло закроет от любопытных взглядов.

Надев на себя вчерашнюю одежду, я выхожу. В коридоре валяется кем-то брошенный зеленый заяц, шкаф открыт.

– Девчонок увезли в Озерное, Фролов людей прислал.

Я киваю и иду умываться. Лицо какое-то неживое, блин, а шея посинела.

– Все, едем, недосуг мешкать, дел полно.

Ехать-то мы едем, но мои мысли крутятся вокруг стольких вещей, что очень хочется побыть одной, а это пока невозможно. Больница кажется мне огромным многоглазым чудовищем в тумане, дороги не видно, машина плывет сквозь пустоту, скрытую клубами белесого дыма. И я думаю о том, что, возможно, смерть все-таки меня догонит – я раззадорила ее в последние дни, и она вполне может взяться за меня по-взрослому.

– Сильный отек. – Доктор больно щупает мое горло. – Эти таблетки под язык каждый час, воспаление снимется.

У меня странное ощущение – словно я еду в стальном вагончике для аттракционов, и этот гадский вагончик бежит все быстрее, а я, чтобы не вылететь из него, вцепилась руками в поручни, но мне это, похоже, не поможет, потому что впереди очень крутой вираж, и я все же вылечу, и тут уж придет мне конец. Может быть, это не так уж печально, учитывая, что особа я вполне заурядная и ничего для мира во всем мире не сделала, даже более того – я увеличила мировое зло, поучаствовав в убийстве двух киллеров, которые совершенно не ожидали от меня такого коварства, считая меня порядочным человеком. И все происходящее кажется мне вообще нереальным, потому что раньше моя жизнь была… ну, как жизнь. А сейчас это ералаш с привкусом крови.

Мирон лежит в кровати, вид у него уже более живой – не знаю, что с ним тут делают, но он явно чуть лучше выглядит. Ольга садится рядом и набивает на планшете какой-то текст – понятно, ябедничает ему на вчерашнюю девицу, Мирон смотрит на нее, потом переводит взгляд на меня:

– Иди сюда, детка.

Я не люблю, когда меня так называют. Ласкательно. Потому что это расслабляет.

– Посмотри на меня.

Мирон берет меня за руку. Я смотрю, мне не жаль гляделок. Тем более что ничего больше я сделать не могу, горло мое болит жестоко. Но дышу я вполне свободно, и боль уже другая, однозначно.

– Теперь все будет хорошо. – Мирон гладит мою ладонь. – А ведь ты из-за меня пострадала. Тебе я жизнью обязан уже во второй раз.

Значит, теперь мы квиты. Это хорошо, я не люблю быть кому-то должна.

– Оль, оставь планшет, здесь нет прослушек. – Мирон улыбнулся. – Я все проверил.

– Тогда ладно. – Ольга тоже ему улыбается. – Ты сегодня выглядишь чуть лучше.

– Я и чувствую себя лучше, правда. А ведь это первый раз меня так серьезно задели. Но здешний доктор дело свое знает, признаю. – Мирон посмотрел на меня. – Покажи.

Я вздыхаю и опускаю ворот свитера. Мирон смотрит на мою шею и мрачнеет.

– Вот ведь сука.

– Ты ее знаешь? – Вопрос риторический, но приличия требуют его задать. – Твоя коллега или бывшая?

– Коллега. – Мирон хмурится. – Ее сестра была прежним Диспетчером. А эта – Алена Чернявская, злобная и жадная до денег тварь.

– Подожди. Насколько я понимаю, Диспетчер – сродни королю: король умер – да здравствует король! А ты…

– А я стал Диспетчером, потому что ее сестра сдала меня одному ублюдку, и не только меня, мне тогда из-за ее длинного языка пришлось туго, и ладно бы только мне. Я должен был поступить с ней известным образом, и хотя тогда было у нас нечто вроде отношений, я ее сместил. Алена была в курсе, что сместили ее сестру за дело. Та тоже была до денег очень жадная.

– А зачем эта Алена к Лине приходила?

– Думаю, посмотреть на нее. Это вполне в ее духе. Рискнуть ради своей прихоти. Я думаю, она где-то в городе нас с Линой заметила, скорее всего, в тот день, когда я впервые привез ее в вашу контору. Потом поездила за мной, посмотрела, как я покупал Лине одежду и белье… Думаю, ей этого хватило, она решила, что у нас с ней связь. И ей захотелось поиграть, она такие игры очень любит: встретить будущую жертву словно невзначай – спросить время или разговор незначащий начать и уйти, и даже какое-то знакомство шапочное завести, а потом уже выполнить заказ. Так что не все разговоры с незнакомыми людьми безопасны. Она психопатка, ее сестра точно такая же. Эта работа вообще не для женщин, хотя именно они в деле бывают более эффективны. Что-то наша работа ломает в женской психике – не у всех, но наблюдал я это часто. Она и мужиков многих ломает, чего уж тут… Но я повторяю, Алена такой уже родилась, как и ее сестра. Бывает, что рождается в семье ущербное потомство – кто знает почему. Родители у них, по словам ее сестры, были обычные средние люди. Да, она иногда была болтлива, так что я в курсе некоторых подробностей из их жизни. Нет, женщинам в нашей специальности все-таки не место, но Алена свои природные склонности в ней реализовала по полной.