Крест и полумесяц - Кэтрин Полански

– Он ничего не чувствует оттого, что здесь постоянно курится хашиш!

– Если бы не наркотик, он бы умер от болевого шока, – Селим говорил монотонно, будто бы уже не в первый раз объясняя это отцу. – Необходима ампутация.

«Отец! Нет, отец! Не разрешай ему, не надо! Нет!» – мысленно взмолился Амир, окончательно пришедший в сознание.

– Если моему сыну суждено умереть, то пусть он умрет в ясном уме, а не одурманенный и на операционном столе. Я знаю, он бы сам так решил!

«Спасибо, отец!» – Но почему он не может произнести это вслух? Губы совсем не слушаются.

Голоса исчезают, растворяются в тумане, наполняющем комнату.

…А потом пришла боль. Она обрушилась ледяным душем, набросилась хищным зверем и вцепилась в плечо тысячей мелких острых зубов и вгрызалась, вгрызалась в тело все глубже. Мерзкий аромат хаши-ша исчез, но привыкшее к наркотику тело требовало яда, Амира то бил озноб, то охватывал жар, иногда даже боль в плече отступала, стиралась и растворялась в безумном море угара, крика тела, мольбы о наркотике. Временами Амир кричал и молил дать ему умереть, и лишь иногда проваливался в спасительное забытье.

…Но вот наконец однажды утром он проснулся, а не очнулся. Это было так удивительно, ведь он почти забыл, как это – просто проснуться. В кресле, придвинутом к кровати, клевал носом смешной толстячок, непокрытая лысая голова свесилась на грудь, пухлые руки сложены на круглом животе, а на кончике длинного мясистого носа каким-то чудом держались круглые очки.

Амир пошевелился и попытался, опираясь на локти, повыше подняться на подушках. Первая попытка оказалась неудачной, левая рука почти не слушалась, а потревоженное плечо отозвалось обжигающей болью. Вторая увенчалась успехом. Юноша с трудом перевел дыхание и постарался рассмотреть левое плечо. Повернуть голову не удалось, поэтому он просто скосил глаза и чуть не закричал во весь голос, увидев то, во что превратилась левая половина его тела: грудь в гипсе, на плече повязка, пропитанная какой-то вонючей мазью, а рука… Рука обтянута бледной кожей, покрытой сочащимися язвами. Он попробовал пошевелить пальцами, но смог лишь чуть двинуть мизинцем.

Обессиленный, он откинулся на подушки и понял, что плачет навзрыд. Горячие слезы неудержимо катились из глаз, а горло перехватило так, что невозможно вздохнуть.

Спящий толстячок встрепенулся и степенно встал с кресла.

– Драгоценный Амир, ты проснулся!

Юноша сморгнул слезы и постарался сосредоточиться на том, что говорил толстяк.

– Позволь представиться, я твой врач, Селим Куриф. Господин Бен-Нижад будет рад узнать, что ты выздоравливаешь. Позволь, я поменяю повязку…

Слова лились бесконечным потоком, тусклый голос лекаря убаюкивал, и Амир опять уснул, не дождавшись отца.

Но с того самого утра он пошел на поправку. Конечно, рана заживала еще долго, а потом последовали долгие месяцы мучительных тренировок и упражнений, восстанавливающих подвижность руки.

Амир рассказал про свою рану и про свою болезнь так ярко, что Злата буквально почувствовала его боль.

– …Прошел год, и только месяц назад у меня появилась надежда… Надежда на отмщение. И я не смог выполнить свой долг перед отцом, не выполнил клятву, данную Всеблагому. – Амир потер шрам. – Зачем теперь бессмысленно суетиться?

– Бессмысленно суетиться?! – Злата схватила юношу за плечи и несколько раз сильно встряхнула. – А как же я? Мне что, тоже смириться? Ты же обещал мне помочь!

Амир мгновенно стряхнул апатию:

– Ты хочешь сказать, что я лжец и клятвопреступник?

– М-м-м… – Девушка внимательно посмотрела на Амира. – Я лишь хочу, чтобы ты прекратил рефлексию и начал что-нибудь делать. Как видишь, у меня получилось. Амир схватил ее руки и прижался к ним лбом:

– Прости меня! Именем Аллаха заклинаю, прости! Я ничтожный червяк, если мог даже подумать о том, чтобы бросить в беде одинокую девушку!

– Ты меня не бросал. Ты всего лишь немного поддался слабости.

– У мужчин не может быть слабостей!

– Какая глупость! У всех есть чувства, только мертвые спокойны.

Амир обжег Злату безумным взглядом черных глаз и покрыл поцелуями ее руки, каждый пальчик.

– Злата, милая! Если я погибну этой ночью, если так суждено, я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя! Я ни одной женщине не говорил этих слов и, наверное, никогда больше не скажу. Но ты должна знать. Я люблю тебя!

Злата смотрела на него широко распахнутыми глазами и не могла вздохнуть, голова закружилась, в ушах зазвенело, а комната поплыла.

Казалось, она закрыла глаза лишь на секунду, и вот уже ее голова лежит на коленях Амира, а он гладит ее по волосам и что-то непонятное бормочет по-арабски.

– Ах, – чуть слышно вздохнула она и облизала пересохшие губы. – Что со мной было?

Он не ответил, а склонился над ней и поцеловал так нежно, что она опять едва не потеряла сознание.

Словно в забытье Злата ответила на поцелуй, обняла Амира за шею и притянула к себе. Тепло его обнаженного до пояса тела ощущалось сквозь тонкий шелк ее хамиза, и Злата инстинктивно провела рукой по его спине, пальцы наткнулись на пояс шальвар, испуганно замерли и побежали обратно, вверх по спине. Амир вздрогнул, оторвался от ее губ и принялся расстегивать ряд меленьких пуговиц на Златиной рубашке. Пальцы его дрожали, поэтому пуговички поддавались с трудом. Девушка осторожно коснулась страшного шрама, провела пальцем по ключице, опустила руку пониже и легонько царапнула ноготком смуглый сосок. Очередная пуговичка оторвалась и укатилась куда-то. Злата повторила ласку и улыбнулась, услышав его стон наслаждения. Шаловливые пальчики пробежали по кубикам пресса, очерчивая каждый из них, чуть задержались у впадинки пупка… Еще ниже, опять наткнулись на пояс шальвар, только в этот раз не отпрянули испуганно, а принялись распутывать узел. Амир справился с пуговичками и спустил хамиз с плеча Златы, поцеловал впадинку над ключицей, провел языком по нежной шейке… Его ладонь легла ей на грудь, чуть сжала, пальцы нашли сосок, и тут уж ей не удалось сдержаться, и теперь она тихо застонала, выдохнув его имя:

– Амир…

– Злата…

Он чуть отстранился, его рука спустилась вниз, нашарила край хамиза и скользнула под ткань, прикоснулась к обнаженной коже. Дыхание Златы на мгновение пресеклось, но она не стала останавливать Амира. Пусть… Ведь утро может и не наступить…

– Амир, Амир, – шептала она, судорожно вцепившись пальцами в ткань покрывала.

Услышав ее мольбу, он опять припал поцелуем к ее губам, сначала нежно и мягко, а потом смело и страстно. Поцелуй длился, длился…

– Что, милая? – прошептал он прямо ей в губы. Она чуть отстранилась, погладила его лицо:

– Я тоже тебя люблю. И хочу, чтобы ты это знал.