Знак разрушения - Александр Зорич

– Северянин! Ты одолел Хуммера дважды – и в бою с его воинами, и в поединке с его колдовской силой, которая пожирала мое тело, как огонь пожирает солому. Я стал бы самым неблагодарным человеком в Сармонтазаре, если бы попытался задерживать тебя и по-прежнему стремился к овладению оружием Эллата. Но я бы нарушил собственный внутренний закон, который есть у каждого из нас, если бы прервал незаконченную игру. Однако теперь игра завершена, и ты волен поступать так, как велят тебе слова твоих достойных северных учителей. Я прошу тебя лишь об одном – останься у нас до завтрашнего утра. Завтра на рассвете свершится казнь над нечистым Сматой, и завтра же ты сможешь продолжить свой путь. Алаш проводит тебя до Ан-Эгера.

– Хорошо, царь. Я уеду завтра. Сегодня же прошу позволить мне поговорить с одноглазым Сматой так, как я найду нужным. Его ответы могут сослужить моему делу хорошую службу.

Наратта не возражал.

ПУТИ ЗВЕЗДНОРОЖДЕННЫХ

563 г., Девятнадцатый день месяца Вафар

Шет окс Лагин услышал скрежещущий, омерзительный звук, отдаленно напоминающий тот, что издавал пыточный механизм, виденный им однажды в подвалах Исправительного Двора в Урталаргисе. Этот механизм растягивал в разные стороны два бруса, к которым были прикованы руки и ноги человека, обреченного на пытку. Неужели? Шет окс Лагин открыл глаза и осмотрелся.

В помещении было темно. Ни один луч света не нарушал монотонного черного однообразия. “Быть может, я уже умер?” – подумал Шет.

Тело, однако, было полностью послушно его воле. Скрежет возобновился, но ненадолго. Когда он затих, Шет начал вслушиваться в темноту, чтобы понять, что служит источником этого истязающего сознание звука. Зрение ничем не могло помочь Шету, поскольку его глаза не находили себе никакой пищи в кромешной черноте комнаты.

Он пошарил под одеждой, лелея надежду найти огниво, которого, разумеется, нигде не оказалось.

На ощупь Шет определил, что лежит на грубой веревочной циновке. “Похожие плетут смеги”, – вспомнил он.

Варанец сел, подобрав колени– к груди и оперев на них подбородок, и снова прислушался. Но скрежет более не повторялся. Наверное, его все-таки не будут пытать. Зачем?

И тут из тишины на Шета окс Лапша обрушился голос, размноженный многократными отражениями, которые не глушили, а, наоборот, утраивали, удесятеряли каждое слово. Голос звал его по имени.

– Чего тебе от меня нужно? – спросил Шет окс Лагин, с трудом превозмогая чудовищную головную боль, которую вызвал к жизни голос, показавшийся Шету знакомым, как знакома человеку застрявшая в его ладони заноза.

– Ничего, кроме тебя самого, Шет окс Лагин. Великая Мать Тайа-Ароан породила нас в один день и наши судьбы сплавлены воедино до скончания времен!

Эхо повторяло сказанное со зловещей утомительностью. Стены комнаты вторили голосу звонким гулом. Голова вторила им. Шет был уверен, что в потолок, который в комнате все же имелся, были вмурованы сотни глиняных сосудов, делающие любой звук в комнате невыносимым. Но он ошибался.

Шет заткнул уши руками и свернулся на циновке, словно младенец в утробе. Он не знал, день сейчас или ночь, и он не догадывался, почему ему не дозволено видеть солнце.

562 г., четвертая неделя месяца Алидам

Элиен окинул прощальным взглядом далекую Радагарну. Красные лоскуты стен на зеленом бархате оазисов – и больше ничего.

Элиену нужно было ехать дальше на юг. Герфегесту, который выехал его проводить и, как он сам выражался, “порастрясти зернышки в коробочке”, пора было поворачивать на север. Подходило время расставания.

Не сказав ни слова, Алаш внезапно пришпорил своего коня и ринулся вперед. Теперь он гарцевал в отдалении, оставив Элиена с Герфегестом наедине. Сын Тремгора не знал, что такова была просьба Герфегеста, а потому удивлялся столь странному поведению своего будущего попутчика.

– До сих пор я не могу решить для себя, стоит ли доверять грютам, и если да, то насколько, – сказал Элиен, с прищуром глядя на гарцующего Алаша.

Герфегеет улыбнулся щедро и открыто, то есть так, как это обычно за ним не водилось.

– Если вообще можно доверять людям, то грютам стоит доверять в первую очередь. Вот уже тридцать лет, как они лишились своего темного могущества, а вместе с ним и былого коварства. Если они бывают подлы, то подлы они по собственному волеизъявлению, а не по воле мрачных сердцеедов из густых киадских лесов. Немногие народы в наше время могут похвалиться этим качеством.

– А Смата? Ты думаешь, он действовал по собственной воле? – недоверчиво спросил Элиен.

Со Сматой ему так и не довелось поговорить. Когда Элиен вчера с соизволения Наратты пришел проведать одноглазого, заточенного в каменный мешок, он застал страшное зрелище.

Тело Сматы было обезглавлено, а подле свежей дыры в полу топтался ужасающий полупрозрачный паук. Огромный паук. Не столь большой, как в баснях, которые были, в ходу на Севере,то есть меньше лошади. Но ощутимо крупнее, чем, например, даллагский боевой пес.

Наратта отнесся к этому на удивление спокойно. “Лазят где им вздумается” – все, что сказал тогда владыка Асхар-Бергенны.

– Эй, да ты меня не слушаешь! – возмутился Герфегест, который уже довольно долго рассуждал на тему того, что если только Смата и действовал не по собственной воле, то его тайный советчик был довольно слабым противником. Почему, например, он прислал в Радагарну лишь четырех кутах? Он лично, Герфегест, с удовольствием вломился бы к Наратте с сотней таких головорезов.

Элиен на самом деле слушал.

– Нет. Урайн очень опасный противник. Хотя бы потому, что еще не убил меня. Он явно уготовил мне что-то худшее.

Герфегест промолчал. Наконец он сказал:

– Возможно, возможно… Так или иначе, грюты – очень крепкий народ. А Алаш – грют до мозга костей, и с ним тебе нечего опасаться.

– Хотел бы я, чтобы твои слова, Герфегест, оказались правдой.

Тема разговора казалась исчерпанной. Оставалось прощание. Элиен чувствовал себя растерянным, хотя и старался не выказывать этого.

Герфегест чувствовал, по-видимому, то же самое. Его лицо стало чужим и непроницаемым. Он ответил Элиену поклоном на поклон. “Встретимся ли мы еще?” – хотелось спросить Элиену, но он воздержался от сентиментальной концовки.

Когда они уже собирались разъехаться, Герфегест испытующе поглядел в лицо Элиену и сказал:

– Кстати, ты знаешь, что твоя сперва отравительница, а вслед за тем спасительница умерла сегодня на рассвете?

– Что? – Элиен не сразу понял, о ком идет речь. А когда понял, то, стараясь казаться как можно более безразличным, бросил: – Наратта?

– Нет. Владыка грютов здесь ни при чем. Она просто истаяла кровью, как лед.