Кротовский, вы последний - Дмитрий Парсиев

А вот, кстати, и его приказчик объявился в цехе. Трудится, несмотря на воскресный день. Молодец, волка ноги кормят. Иду ему навстречу. Протягиваю руку.

— Как успехи? Определились с направлением торговли?

— В целом Петра Ильича ваша идея заинтересовала. Но нужна какая-то изюминка, понимаете? Цех большой у вас. Одной услугой по наладке систем зажигания расходы не отыграет.

— Изюминка, говорите… а как вам такая идея… — подзываю новоявленного родственника, — Кеша, слушай задачу.

— Слухаю.

— Сможешь ты разработать сигнализацию?

— Сергей Николаич, вы тока скажите, как это по-русски будет…

— От, блин, по-русски так и будет си-гна-ли-зация. Давай, я тебе объясню, как она работает на автомобилях.

Рассказываю принцип. По мере разъяснения у Кеши разгораются глаза, приказчик хмурится… но хмурится заинтересованно.

— Обождите, граф, — не выдерживает приказчик, — Насколько мне известно, охранные заклятия и печати сложны и очень дороги в обслуживании. Мало кто может позволить такого сторожа даже на дом поставить, а вы предлагаете на машину…

— А я не предлагаю ставить сторожа… не надо испепелять вора молнией, никаких сложных заклятий… все должно выполняться на основе самых простых макров однерок… Кеша, ты-то сам идею ухватил?

— Вполне, — серьезно подтверждает Кеша, — Одно заклятие сторожевое на запирание замков… второе заклятие управляющее на включение сирены… третье заклятье на распознавание «свой-чужой»… ничего особо сложного. Конечно, еще подумать надо, но уже так ясно, хватит несколько простейших накопителей. Тут больше механики, чем магии.

— Все верно, сигналка не должна охранять авто, а только держать запертой в отсутствии хозяина… ну и поднять шум в случае взлома.

— А зачем вору взламывать машину? — приказчик продолжает сомневаться, — В машинах ценностей никто не держит.

— Во-первых, машина сама по себе ценность. Ее могут угнать для перепродажи или разобрать на запчасти.

— Кто ж купит краденую машину? Ее слишком легко опознать.

— Ой, бросьте. Перекрасьте в другой цвет, смените обивку в салоне, и родная мама не узнает. На машинах даже номеров нету

— Правда? — заволновался приказчик, — А я не запер.

Приказчик побежал наружу запирать машину. Поразительная наивность… а, впрочем, начало двадцатого века. Даже в Питере машин немного, а уж в целом по стране… может подкинуть идею Коле Воробью? Как только у непуганых автовладельцев угонят пару тачек, ко мне выстроится очередь за сигналками…

Через пару минут вернулся приказчик в состоянии крайней задумчивости.

— Вы знаете, — сообщил он мрачно, — Вот я сказал, что в машине ценностей никто не держит…

— Ага, говорили, — поддакивает Кеша.

— Я осмотрел сейчас салон совсем другим взглядом: зонтик, шляпа, плащ, перчатки, еще кое-чего по мелочи. Только за это вор выручит у скупщика рублей пятьдесят. Но это ладно… а у меня в машине лежат документы… важные…

— Ну вот видите. Сигналка нужна.

— Да, черт возьми, это гениально, — возбужденно говорит приказчик, — Немедленно нужно сообщить об этой идее Петру Ильичу… свяжусь мобилетом… нет, лучше съезжу…

— Нет, лучше свяжитесь мобилетом. А машину нам оставьте. За сохранность не переживайте. У нас есть грузовые ворота. Загоним машину прямо в цех. На нее и поставим первую сигналку.

Булькая от переполняющих чувств, как закипающий чайник, приказчик согласовался по мобиле с купчиной, загнал тачку в цех, оставил нам ключи и убежал ловить извозчика.

— Значит так, Кеша, — понижаю голос на полтона для придания сказанному значительности, — Считай, это тебе первое производственное задание. Сделаешь сигналку на эту тачку, я приму тебя в цех на должность инженера-конструктора. Как тебе такое? Скушным не покажется?

— Да вы… да я… спасибо вам, Сергей Николаич, от всей души… вот не зря я из Саратова сюда рванул… вот как чувствовал. Эх, сделаю на пяти накопителях. Вот поверьте, ничего лишнего не будет.

Х-хэ, люблю людей простых в общении и сложных в работе. С такими людьми любое дело можно делать.

— Тогда начинай, Кеша. На раскачку времени нет… и не будет.

Для обеспечения Кеши рабочим местом, «струментом» и материалами привлек старшину Гребенкина, а заодно и Анюту. Анюта у меня человек материально ответственный, выдачей в работу макров занимается лично.

Причем Кеше до лампочки, что сегодня воскресенье, что за стеной цеха кипит полная соблазнов столичная жизнь. Он засел за работу, едва получив все необходимое. Вот такие энтузиасты и двигают прогресс. И я очень рассчитываю, что «седьмая вода на киселе» оправдает мои ожидания.

— Сережка, — Анюта протягивает несколько исписанных листов.

— Что это?

— Акт учета материальных ценностей. Ты сам просил.

— Да, да, я помню, — принимаю листки, — Спасибо. Очень кстати.

Тут же начинаю просматривать акты. Я связывал некоторые надежды с движимыми фабричными активами. Если не выйдет продать излишки, то можно хотя бы внести их в обеспечение уставного капитала совместного с купчиной предприятия. Но увы, просмотрел и понял, что надеялся зря.

Тисочки, натфилечки, молоточки — и так само по себе мелочевка. Да еще акт показывает, что инструмента едва хватает, чтоб обеспечить полсотни работающих на фабрике. А ведь когда-то здесь тысяча человек работала. Куда все делось? Опись прошлых лет отсутствует, а спрашивать Гадюку, я так понимаю, бессмысленно.

Единственное, чего здесь осталось на тысячу человек — это верстаков. Однако и верстаки — раздолбанное старье, не пощаженное временем. О том, тобы внести их в обеспечение, даже заикаться не стоит. Ни к чему позориться.

— Анюта, нам пора, — со вздохом возвращаю акты, — Это в сейф убери.

— Ты так и не сказал, чем мы будем заниматься.

— Будет сюрприз, надеюсь, приятный…

— Сергей Николаич, а мне с вами? — ко мне подходит Филиппыч.

— На ваше усмотрение. Особой нужды нет.

— Тогда я в цехе останусь, — решает деда, — Осмотрю двери, замки, засовы.

Мы с Анютой вышли на улицу и тут же подкатил извозчик.

— Куда прикажете, ваш-шсво…

— К магучу давай.

— Сережка… ну хватит меня томить, — не выдерживает Анюта, — Зачем нам в магуч?

— Белкину с собой прихватим.

— Белкину?

— Угу.

Анюта на некоторое время замолкает, но надолго ее не хватает.

— По-моему, эта Белкина к тебе неровно дышит, — в ее голосе звучит обвиняющая нота.