Второй шанс - Эндрю Гросс

Она посмотрела на дату публикации — 10 августа 1998 года. Синди прильнула к монитору и с волнением прочитала первые строчки статьи. Энтони Джеймс был приговорен к пятнадцати годам тюремного заключения за вооруженное ограбление и отбывал наказание в этой тюрьме, пока его не зарезал кто-то из заключенных во время очередной драки. Последние годы он вел дневник, где подробно описывал повседневную жизнь заключенных тюрьмы «Бухта пеликанов», включая все ее жестокости — насилие над личностью, сексуальные домогательства, расовую ненависть, избиение заключенных тюремной охраной и постоянные драки между тюремными бандами.

Не дочитав до конца, Синди отпечатала всю статью, выключила компьютер и вернулась к своему рабочему столу, предвкушая сенсационные открытия.

«С того самого момента, как перед вами открылись ворота тюрьмы „Бухта пеликанов“, — говорилось далее в дневнике Джеймса, — вы становитесь объектом не прекращающегося ни на минуту насилия со стороны тюремного начальства и охранников. Все заключенные рано или поздно примыкают к какой-нибудь банде. Она определяет ваш тюремный статус и обеспечивает надежную защиту. Выйти из нее практически невозможно. Банда знает всю вашу подноготную и навязывает свои жестокие правила игры».

Взгляд Синди быстро скользил по тексту, задерживаясь только на именах. В этой тюрьме сидели люди разных национальностей, рас и вероисповеданий. Здесь были белые и черные, христиане и мусульмане, коренные американцы и иммигранты, латиноамериканцы и азиаты. Объединяло их только сходство судеб и тяжесть совершенных преступлений. Это действительно были отъявленные отморозки, потерявшие чувство реальности и совершившие кровавые преступления.

Синди быстро дошла до того места, где говорилось о преступных сообществах белых расистов. Среди них были байкеры, неонацисты, шовинисты всех мастей и еще какие-то «белые отбросы», как часто называли их в наиболее радикальных средствах массовой информации. Там была даже такая расистская группировка, которая называлась «вонючие сортирные люди».

Наконец-то она добралась до «белых арийцев». «Некоторые расистские группировки, — писал Джеймс, — отличаются чрезвычайной закрытостью, строгой конспирацией и секретностью. И если кто-нибудь становится членом такой группировки, он может чувствовать себя в полной безопасности. Никто не имеет права трогать его... Одна из таких группировок была наиболее одиозной и жестокой. Все ее члены получили огромные сроки заключения за немыслимые по своей жестокости преступления. Они могли запросто вспороть человеку живот только для того, чтобы выяснить, что он ел на обед».

А следующее предложение повергло Синди в шок. Джеймс привел название этой группировки — «Химера».

Я готовилась завершить свой затянувшийся рабочий день и отправиться домой. Все равно ничего больше не придумаешь относительно этих четырех убийств. Одна только головная боль. В этот момент резко зазвонил телефон.

— Полиция все еще на военном положении? — послышался в трубке веселый голос Синди, намекавшей на мораторий мэра в общении с представителями прессы.

— Мне сейчас не до шуток, Синди, — недовольно проворчала я. — Это тебе не пикник на лоне природы.

— Не хочешь встретиться со мной? — неожиданно предложила она. — У меня есть для тебя важные новости.

— Разумеется. Где?

— А ты выгляни из окна и посмотри: я уже здесь.

Я подошла к окну и увидела внизу Синди, которая облокотилась на капот машины и радостно махала мне рукой. Было почти семь часов вечера. Я сложила бумаги, спрятала их в нижний ящик стола, попрощалась с Лоррейн и Чином и направилась к выходу.

Синди была в короткой юбке и пиджаке из джинсовой ткани, а на плече у нее висела сумка защитного цвета.

— Начала петь в церковном хоре? — весело воскликнула я и подмигнула.

— Очень остроумно, — усмехнулась она. — В следующий раз, когда я увижу тебя в полицейской форме, то подумаю, что у тебя свидание с отцом.

— Кстати, об отце, — серьезно сказала я. — Я позвонила ему и пригласила на ужин. Наверное, завтра наступит момент окончательного примирения. — Я сделала паузу и выжидающе взглянула на Синди. — Какая у тебя новость?

— Собственно говоря, их у меня две — хорошая и плохая. С какой начать?

— С хорошей, — без колебаний ответила я.

Синди сняла с плеча сумку, достала оттуда большой конверт из коричневой бумаги и протянула мне.

— Кажется, я нашла то, что тебе сейчас больше всего нужно.

Я открыла конверт и вынула оттуда несколько листов текста — статью из газеты «Кроникл» двухлетней давности под интригующим названием «Врата ада». Это был рассказ о дневнике заключенного Энтони Джеймса. Наиболее интересные моменты Синди выделила желтым маркером.

«Арийцы... хуже, чем арийцы... расовая ненависть... неслыханная жестокость...» Наибольший интерес вызвал у меня заключительный абзац статьи. «Мы не знаем, кого они ненавидят больше — нас, „червяков“, с которыми им приходится есть за одним столом, или копов и охранников, которые упрятали их за решетку. Эти подонки организовали свою банду, которая называется „Химерой“».

Я уставилась на текст и некоторое время не могла произнести ни слова.

— Это животные, Линдси, — промолвила Синди, взяв меня за руку. — Настоящие дикие животные. Их называют самыми ужасными смутьянами во всем штате и держат только в этой тюрьме, поскольку в остальных их просто отказываются принимать. Это настолько фанатично настроенные расисты и убийцы, что даже после освобождения многие из них приводят в исполнение смертные приговоры, вынесенные членами банды в тюрьме.

— Любопытная новость, — одобрительно закивала я. — А плохая?

— Плохая заключается в том, что все они сидят в недоступной для нас тюрьме «Бухта пеликанов».

В системе исправительных учреждений штата Калифорния тюрьма «Бухта пеликанов» давно уже считалась местом, где никогда не восходит солнце. На следующий день я взяла с собой Джейкоби и отправилась в полицейском вертолете вдоль побережья до городка Крисент, расположенного почти на границе с Орегоном. Ранее мне дважды приходилось бывать в этой знаменитой своими строгими порядками тюрьме, и каждый раз я имела дело с самыми тяжкими преступлениями, которые только можно было представить. Вот и сейчас, после часового перелета, мне стало немного не по себе, когда перед нами показались мрачные здания тюрьмы, укрытые от постороннего взгляда густым лесом.

Любой сотрудник правоохранительных органов должен чувствовать себя неуютно при одной мысли о необходимости встречи с заключенными данного заведения. Тем более если сотрудник — женщина. На воротах тюрьмы висит недвусмысленное предупреждение, что если вас захватят как заложника, то можете не рассчитывать на помощь охраны. Никаких переговоров по поводу заложников в этом заведении не ведут.

По телефону я договорилась с заместителем начальника тюрьмы Роландом Эстесом о встрече, которая должна состояться в главном административном здании. Нам пришлось подождать его несколько томительных минут. Эстес был высоким, крепко сбитым мужчиной с суровым лицом и холодными голубыми глазами. В его поведении было нечто строгое, какая-то огромная внутренняя сила, что объяснялось, вероятно, годами работы в особых условиях жесточайшей дисциплины и постоянной опасности.