Пангапу, или Статуэтка богини Кали - Константин Стогний

Жан-Пьер с удивлением посмотрел сначала на Софию, а потом на Злату.

– Не слушайте ее! Я – натуральная блондинка, – Злата уже вошла в контакт с неизвестным мужчиной, или он с ней.

– Айн момент!

Жан-Пьер сорвался, как мальчишка, с места и быстро пошел куда-то в салон бизнес-класса.

София накинулась на подружку:

– Ты что, подруга?! В разговоре с незнакомыми мужчинами простодушные девушки скорее открывают свое сердце.

– А я что? Я ничего! Мужчина как мужчина! Чем тебе не нравится? – обиделась Злата.

– Множество мужчин могут говорить хорошие вещи, но очень немногие девушки умеют слушать, поскольку это требует силы ума, – злилась София.

– Я же не спать с ним собираюсь. Почему ты думаешь только о сексе?

– Я-а-а-а? – удивилась София. – Думать о разврате может только тот, кто понимает в благочестии. Собаки ведь не развратны, они так и живут.

За спором девушки не заметили, как француз вернулся обратно. В руках у него была большая коробка с бантом.

– Вот, прошу принять от меня…

– Это что? – София скорчила гримаску. – Сразу конфеты? А где букеты?

– София, перестань! Спасибо, Жан-Пьер! Что ж вы так сразу… Конфеты… По какому это случаю?

– Вам – за ваше прекрасное имя, а вам… – он посмотрел на Софию, – чтобы вы чаще улыбались. Говорят, что сладкое делает людей добрее.

– Не добрее, а толще! – уже чуть-чуть оттаяв, ответила София.

– Спешу заметить, что сыплется из меня вовсе не песок… Это не сгоревший в молодости… порох.

С этим словами Жан-Пьер сел в свое кресло и, к удивлению девушек, достав какой-то глянцевый журнал, углубился в его изучение, не обращая на очаровательных соседок никакого внимания…

…Виктор вспомнил какой-то домашний праздник. Собирались гости – приехали друзья с детьми. Ребятишки весело резвятся на лужайке. Во дворе, перед не старым, но уютным домом накрыт праздничный стол. Если хочешь хорошо отдохнуть – праздновать нужно на природе. Смех, шутки, веселье. Виктор явственно представил себе: неподалеку дымит мангал, а на столе шампанское, водочка. Они с друзьями нарезают овощи, а через каких-нибудь полчаса будет готов его любимый шашлык из свинины…

…Явар и Виктор сидят связанные неподалеку от костра. В стороне играют дети племени хули, кружком сидят туземцы… Мужчины нарезают овощи… Подбрасывают дров в костер, сверху кладут камни – импровизированная плита для приготовления пищи… Какой ужас, сегодня Виктору самому придется стать чьим-то блюдом. Он напрягся, стиснув зубы. Бесполезно. Тонкие и крепкие лианы впились в тело до крови. Его спутник, еще совсем мальчишка, сидел рядом и безучастно смотрел куда-то в глубину разгоревшегося костра.

– Явар, зачем же ты пошел со мной, а, сынок?

Совесть мучает обычно тех, кто не виноват. Но Виктор был виноват. Жизнь как кубик Рубика. Наладил одну сторону – на другие лучше не заглядывать: там полный расчардаш!

– Мне теперь все равно смерть. Или там от Йова, или тут… Одно хорошо – что я умру рядом с вами, маста Вик…

– Вот спасибо, родненький, утешил…

Украинец не знал, что ему делать, смеяться или кричать. Глупо умирать так – просто попав в руки дикарей, которые, шутя и веселясь, готовят закусочку из человечины… Быть шашлыком ему пока не приходилось. Виктору казалось: еще чуть-чуть – и он сойдет с ума. Людоеды… Бред! Какие людоеды? Быть такого не может!

Вдруг один пожилой туземец в роскошной диадеме из перьев казуара подошел к Виктору и внимательно посмотрел на него. В руке у папуаса был длинный деревянный меч. Виктора бросило в пот. Он решил, что так просто не сдастся. Сейчас папуас подойдет еще ближе, и Лавров резко упадет на бок и что есть силы ударит людоеда спутанными ногами по коленной чашечке. От такого удара старик упадет, и Лавров навалится на него всем телом и начнет грызть, кусать… все что угодно, но без боя его не возьмут. Старик доброжелательно улыбнулся и… обрезав одну из веревок, освободил кисть Виктора. Он присел на корточки и робко, почти с нежностью пощупал ладонь журналиста старыми скрюченными пальцами, что-то бурча под нос.

– Хорошие ладони… – перевел Явар.

– Правда? – иронично произнес Виктор. – Я и не знал.

– Они их едят – это самое вкусное…

Виктор уставился на старика. Он теперь понял, почему тот доброжелательно смотрит на него. Когда дедушка выбирает внуку праздничные сладости, он, наверное, смотрит точно так же. «…Самое вкусное», – повторил про себя Виктор.

– …А ты откуда знаешь? – Виктор в недоумении глянул на Явара.

– Поживешь в Хуанабаде – не то узнаешь, маста Вик.

Старик встал и громко обратился к племени.

– Что он говорит? Явар, переведи – последний раз в жизни.

– Он дает племени за вас ина-ина-ина лясанга… свиней.

– Тридцать свиней! Это ж надо! Чтобы съесть самому. Какой гурман… – не избавился и тут от своей иронии Виктор.

Толпа папуасов загудела от досады: «У-у-у!»

«Как дети на утреннике, когда им сказали, что Дед Мороз не придет», – заметил про себя Виктор.

Между папуасами завязался оживленный спор. Одни предлагали старому Кауа половину большого белого за пятнадцать свиней, другие сказали, что хотят хотя бы одну ногу Виктора себе.

– Мама дорогая! Хоть бы не делили меня при жизни! – воскликнул Виктор. – Слушай, Явар! Родилась идея! – глаза Виктора загорелись от внезапной мысли. – Скажи им, что, если они нас отпустят, я им приведу сто свиней!

На это коммерческое предложение Лаврова толпа возмущенно закричала.

– Маста Вик! Они говорят, что мясо… не должно разговаривать, – Явар испуганно смотрел на Виктора.

Неожиданно в обсуждение вмешался вождь племени.

– Тихо! Дождемся шаманов. Как они решат, так и будет!

Далее, казалось, папуасы потеряли к своим пленникам всякий интерес. Костер уже хорошо прогорел, и хули затянули долгую, гортанную песнь. Под этот вокал измотанный Виктор чуть было не уснул. Однако, взбодрившись, он опять взглянул на Явара и подмигнул ему.

– Есть хочешь?

– Мясо не должно разговаривать, – ответил Явар в стиле Виктора.

– Я тебе еще припомню эти слова… Если будет чем.

Это было уже похоже на игру. Папуасы так затянули подготовку к своему празднику, что Явар и Виктор уже не верили, что с ними могут что-то сделать. Виктор изо всех сил пытался высвободиться из плена свободной кистью руки, но, увы, предплечье было так плотно приторочено к туловищу, что трудно было совмещать неприятное с бесполезным.

Неожиданно туземцы, допев песню, как по команде встали и пошли к своим пленникам с мечами и копьями в руках. Они подходили все ближе и ближе. Звук импровизированных барабанов из полого старого бамбука нарастал, и Виктор с Яваром уже потеряли всякую надежду, как вдруг с края поселения донесся вопль ужаса: