Государственная Девственница - Надежда Первухина

– Как неожиданно все уладилось! - обрадовалась Розамунда, а Викентий только озадаченно хлопал глазами - он и не ожидал, что реакция Нины Валентиновны будет столь бурной да еще и с оттенком феминизма.

– Действительно,- пробормотал Викентий.- Но… как вы уладите проблему с вашим мужем? А, Нина Валентиновна?

Смерчеподобная Нина Валентиновна одним мощным порывом перевернула кресло в воздухе и поставила его на место.

– Впечатляет,- стараясь унять дрожь в голосе, похвалил Викентий.- Думаю, с вашим мужем проблем не будет.

– Я тоже так считаю-у-у-у! Он проклянет тот день, когда раскритиковал мое первое стихотворение!

– Нина Валентиновна,- посуровел Викентий,- вы, однако, соблюдайте принципы гуманизма.

– По отношению к собственному мужу? Никогда!- гордо провыла ураганохарактерная дама.

– Ну, мое дело - предупредить,- пожал плечами Викентий.

Он давно понял, что женщина в своей потаенной сути - существо хаотическое, стихийное, бессмысленное и непредсказуемое. Например, Элпфис была такой. И Нина Валентиновна - тоже вот взяла да и обрадовалась своему новому аспекту бытия, вместо того чтобы предаваться рефлексии на тему: «Как я скажу об этом моему дорогому мужу?»

Многие женщины (как заметил Викентий) вообще мало думают о своих мужьях, совершая жизненно значимые шаги. Это аксиома.

– Время позднее,- сказал Викентий.- Стоит всем отдохнуть. Тем более что впереди нас ждет долгая поездка в Африку…

– Нас ждет стремительный полет в Африку! - не преминула поправить Нина Валентиновна.

– Совершенно верно, спасибо. Предлагаю всем отдохнуть. Нина Валентиновна, вы как планируете провести остаток этой ночи?

– Не волнуйтесь, вас я не побеспокою. У меня есть парочка идей, которые стоит немедленно реализовать!

– Нина Валентиновна, я даже не хочу знать, что это за идеи. Но я тем не менее взываю к вашему благоразумию.

– Спасибо. А теперь откройте форточку-у-у-у-у, доктор!

Викентий распахнул форточку. Сильный ветер пронесся мимо его лица и растворился в ночи.

– До скорой встречи! - провыл ветер…

Розамунда с горестным умилением смотрела на Викентия.

– Ты похож на апельсин,- сообщила она ему.

– Что, весь такой круглый, оранжевый и сочный?

– Нет, весь такой кислый, болезненно-желтоватый и только что попавший в соковыжималку,- не погрешила против истины Розамунда.- Иди спать.

– Спасибо, Розамунда,- с чувством зевнул Викентий.- Ты всегда подаешь только дельные советы.

И он действительно отправился спать. И его сну вовсе не мешала метель, неожиданно, вопреки всем прогнозам поднявшаяся над Медвянкой. Метель выла, стонала, хохотала, пела, декламировала, жаловалась, проклинала,- словом, делала исключительно те вещи, которые положены самой настоящей метели.

Викентию снилось странное жилище - вроде бы по типу архитектуры напоминает сараюшку обыкновенную, но обилие золота (листового!) и всяких самоцветов невольно смущает. Викентий не привык к таким снам - ярко выраженного снобистского характера. И вот он, Викентий, оказался в этой сараюшке, и все больше понимает, что при всей своей сарайности и масштабности жилище это больше всего напоминает ему, доктору Вересаеву, детскую. Здесь очень много игрушек. Правда, несколько странных по виду. Например, погремушка в виде оскаленного черепа с алмазами вместо глаз и зубов. Доска для дротиков выглядит обычно, но вот сами дротики скорее напоминают какие-нибудь копья или зулусские ассегаи… Хотя Викентий не уверен, что копье и ассегай - это одно и то же. А информацию о том, что дети любят мягкую игрушку, скажем зверушек, кто-то, оформлявший данную детскую, явно воспринял чересчур буквально. Потому что чучела львов, леопардов, окапи и даже жирафа выглядят, конечно, мягко и пушисто, но Викентий предпочел бы не встречаться взглядом с их стеклянными глазами и ненатурально длинными клыками.

Посреди оригинальной детской висят, покачиваясь, качели. Тот, кто на них в данный момент сидит и покачивается, вдруг оборачивается, и Викентий видит перед собой Степана Водоглазова по кличке Гремлин.

– Степа, ты…

– Кешаня, я…

Они крепко жмут друг другу руки и скупо, воистину по-мужски, плачут.

Отсморкавшись в ближайший пальмовый лист, явившийся из воздуха как по волшебству, Степан говорит:

– Явился-таки, друг ненаглядный! Я тебя так ждал, я тебя так звал! Если б ты только знал, Кешаня, как мне хреново тут без тебя приходится!… Что так долго не ехал?

– А разве у меня были основания полагать, что нужно бросить все и бежать к тебе?…

– Погоди, а разве акачиков тебе бог Ндунги не посылал?

– Посылал. Только я ничего из их лопотанья не понял. Так что загнулись акачики безвозвратно.

– Жалко. Такие малявки душевные. А как же ты тут оказался? Стой, сам догадаюсь! Это, наверно, подружка твоя крутая, Элпфис, сообразила, как до Африки добраться! Точно, это она! Громовая деваха! Вы с ней, кстати, как, детишками покуда не обзавелись? Ты что вдруг так помрачнел, Кешаня, друг мой золотой?

– Ты затронул больную струну в моем сердце, Степан. Мы расстались с Элпфис.

– Пардон. То есть ты хочешь сказать, что она тебя бросила, бортанула, продинамила, обломала и кинула вкрутую?

– Именно.

– Как я тебе сочувствую, дорогой друг! - Степан припал к гриве львиного чучела и бурно разрыдался.- О, женщины! Вам не коварство имя, а кое-что покруче и покрепче!

– Степан, брось ты расстраиваться. Я уже свыкся с мыслью об одиночестве. И потом… Надеюсь, с другим она счастлива.

– А я надеюсь, что ее сожрал крокодил-плакальщик! - отирая слезы, брякнул Степан.- Никакая женщина, будь она хоть сама Лив Тайлер или даже Кейт Бланшетт, не может так поступать с моим лучшим другом! Ну, ладно. Будем считать, что этот вопрос мы обсудили. Минуту молчания в память о твоей безвозвратно ушедшей любви я объявлю как-нибудь потом, лады?

– Ладее не бывает. Потому что, прежде всего, мне очень хочется знать, Степан, зачем ты за мной посылал? Да еще каких-то акачиков? Нельзя, что ли, простую телеграмму было отбить - приезжай, мол, скучаю…

– Какие отсюда телеграммы, голова? Какие письма? Это тебе не Вышний Волочок какой-нибудь, а непознанная эзотерическая местность. К нам, в государство Вибути, ни одна муха цеце не пролетит без спецвизы. Не говоря уж об официальных иностранных делегациях. И письмо отсюда посылать - все равно что бананом по тамтаму бить.

– Чего?

– Пословица это такая, местная. Вибутянская. Насчет бесполезности некоторых действий.

– Ты мне зубы не заговаривай, Степан! Зачем ты меня в Африку вытащил? А?

– Ну, во-первых, я тебя еще не вытащил, это тебе все снится, не забывай. Пока снится.