Тайна бильярдного шара. До и после Шерлока Холмса - Артур Конан Дойл

— Боже праведный! — ахнул я. — Откуда это все у вас?

— Это от пули, — ответил он, показывая на глубокую синеватую ямку под ключицей. — Я получил ее на баррикадах в Берлине в 1848-м. Местный хирург сказал, что она прошла чуть ниже артерии. А вот это, — продолжил он, демонстрируя два овальных шрама на шее, — меня пытался загрызть вождь племени сиу, когда я с Кастером ходил в прерии. Там же я получил стрелу в ногу. Это — памятка от взбунтовавшегося матроса с моего корабля, ну а остальное — так, мелочи, следы от прививок, что мне делали в Калифорнии. Так что меня можно простить, когда я, чуть что, хватаюсь за оружие, потому как я побывал во многих передрягах.

— А это что? — спросил я, кивнув на замшевый мешочек со шнурком, висевший у него на шее. — Похоже на талисман.

Дигби торопливо застегнул куртку, видимо, мой вопрос привел его в замешательство.

— Ничего особенного, — грубо оборвал он меня. — Я ведь католик, а это то, что мы называем скапулярием. Там образок и молитва.

В тот вечер он, вопреки своему обыкновению, отчего-то сделался неразговорчивым, и весь следующий день держался замкнуто и старался избегать меня. Это небольшое происшествие заставило меня призадуматься, более того, я еще более укрепился в своих неясных сомнениях, когда вскоре заметил, что шнурка на шее у него больше не было. Очевидно, он его снял после моего бестактного вопроса. Что могло скрываться в том мешочке, окутанном такой тайной и столь тщательно оберегаемом? Если бы я тогда знал всю правду, я бы скорее отдал руку на отсечение, чем продолжал бы любопытствовать.

Помимо всего прочего, наш гость обладал еще одной интересной особенностью. Все его планы на будущее, которыми он охотно и подробно делился с нами, были никоим образом не ограничены с материальной точки зрения. Он легко и непринужденно говорил о замыслах и проектах, требовавших огромных денежных затрат. Глаза моего отца блестели, когда Дигби беззаботно рассуждал о суммах, казавшихся нам, людям экономным, просто чудовищными. Нам обоим представлялось странным, что человек, по его собственным словам, всю жизнь проживший скитальцем и искателем приключений, мог владеть таким огромным состоянием. Отец настаивал на том, что Дигби выбрал золотую жилу где-то в Америке. У меня же на сей счет были свои мысли, сперва смутные и разрозненные, но все больше обретавшие форму и верное направление.

Очень скоро мои подозрения обрели реальные и прочные основания, а произошло это вот как. Мы с Минни встречались в нашем укромном месте на комберских утесах, о чем я рассказывал ранее, и почти каждый день мы проводили там по два-три часа. Как-то утром, вскоре после беседы с нашим гостем, мы сидели в своем закутке, который укрывал нас как от ветра, так и от любопытных взглядов моего папаши. Вдруг Минни заметила Дигби, идущего вдоль берега. Он неторопливо подошел к основанию утеса, усеянного скользкими после отлива валунами, но вместо того, чтобы повернуть назад, он начал карабкаться на огромные камни и протискиваться между ними по щиколотку в воде, пока не оказался прямо под нами. Мы видели его как на ладони. Для него это место представляло собой, очевидно, идеал уединения: море впереди, камни по бокам и отвесная стена утеса сзади. Даже посмотрев вверх, он едва ли заметил бы размытые силуэты двоих любопытствующих, смотрящих на него из-за выступа скалы. Он торопливо оглянулся, сунул руку в карман, вытащил тот самый замшевый мешочек, о котором я упоминал, и вынул из него небольшой предмет. Затем Дигби вытянул руку и посмотрел на этот предмет долгим и, как мне показалось, обожающим взглядом. Мы наблюдали за ним, поглощенные этим странным зрелищем. Наконец, он водворил предмет обратно в мешочек, бережно положил его в карман и отправился назад в куда более веселом расположении духа.

Мы с Минни посмотрели друг на друга. Она улыбалась, я был мрачен.

— Ты видела? — спросил я.

— Чего? А, это, ну да, видала.

— И что же это, по-твоему?

— Да стекла кусок, чего ж еще-то, — ответила она, глядя на меня удивленными глазами.

— Да нет же! — горячо воскликнул я. — Стекло никогда так не отражает солнечные лучи. Это бриллиант, и, если я не ошибаюсь, один из самых больших. Он размером крупнее всех тех, которые я видел за свою жизнь, и стоит целое состояние.

Для бедной простушки Минни слово «бриллиант» было пустым звуком. Она их никогда не видела и не имела ни малейшего понятия об их ценности. Так что она не придала этому особого значения и принялась щебетать о том о сем, но я ее не слышал. Напрасно она пускалась на простодушные ухищрения, чтобы вновь завладеть моим вниманием. Что бы я ни видел — сверкающие волны или блестевшие на солнце мокрые камни, — всюду мне мерещились искрящиеся грани драгоценного камня. Я как-то сразу помрачнел и ушел в себя, так что в конечном итоге Минни пошла к себе в Корримейн одна, а я в задумчивости отправился домой. Отец и Дигби как раз собирались обедать, и наш гость весело поприветствовал меня.

— Заходи, заходи, дружище! — воскликнул он, пододвигая мне табурет. — А мы уж начали подумывать, не случилось ли с тобой чего. Ах ты, ловелас! Ставлю последний доллар, что тебя задержала та хорошенькая девчонка, с которой я тебя недавно видел.

— Не лезьте не в свои дела, — огрызнулся я.

— Ну-ну, какие мы обидчивые, — примирительно хохотнул он. — Молодым людям нужно придерживать характер, а у тебя он еще тот. Ты слышал, что я от вас уезжаю?

— Очень жаль, — откровенно ответил я. — Когда собираетесь отплыть?

— На следующей неделе. Однако не бойтесь, мы еще увидимся. Тут мне было слишком хорошо, чтобы с легкостью забыть здешние места. Я собираюсь купить хорошую яхту на паровом ходу — тонн в двести пятьдесят или около того. Через несколько месяцев я приведу ее сюда, и мы вместе хорошенько прокатимся.

— Сколько же такая яхта может стоить? — поинтересовался я.

— Сорок тысяч долларов, — беспечно бросил гость.

— Вы, должно быть, очень богаты, — заметил я, — чтобы швырять такие деньги ради удовольствия.

— Богат! — отозвался Дигби, и на мгновение в нем вскипела его южная кровь. — Богат, ха, не то слово… Однако я замечтался. Я просто состоятельный человек или очень скоро им стану.

— И откуда же у вас деньги? — спросил я, нисколько не задумываясь, и тотчас пожалел об этом. Мгновением позже я понял, что совершил ошибку. Наш гость как-то сразу подобрался и сделал вид, что не слышал моего вопроса, а отец прикрикнул на меня:

— Хватит тебе, Арчи, вечно ты к джентльмену с вопросами пристаешь, надоел уже!

Однако по острому взгляду глаз старика, сверкавших из-под густых бровей, я догадался, что он долго ломал голову над тем же вопросом.

Следующие два дня я терзался сомнениями, рассказать ли отцу о том, что я видел, и поделиться ли с ним своим мнением о нашем госте. Но он упредил меня, сделав открытие, которое подтвердило мои домыслы и предположения и расставило все по своим местам. На третий день, когда Дигби отправился на свою обычную прогулку, я зашел в кухню и увидел отца, сидевшего у огня и погруженного в чтение газеты. Он с трудом читал по слогам, водя по строчкам заскорузлым указательным пальцем. Когда я вошел, он скомкал газету, инстинктивно пытаясь ее спрятать, но, заметив меня, разгладил ее на коленях и знаком подозвал к себе.