Небьющееся сердце - Инна Бачинская

…Пол в гостиной был усыпан бумажными листками. Он, мельком взглянув на диван, присел к столу. Раскрыл паспорт. Сущюк Анатолий Владимирович. С фотографии на него смотрело молодое приятное лицо с ямочкой на подбородке.

Он пододвинул к себе пепельницу, разорвал паспорт и, сложив туда обрывки, щелкнул «трофейной» зажигалкой. Неохотно занялось синеватое пламя, распространяя вокруг едкий запах горящей клеенки.

…Машину он нашел минут через сорок, обойдя дом три раза, каждый раз описывая окружности большего диаметра. Привыкая к чужому автомобилю, он осторожно поехал по проселочной дороге. Начинало светать. Только бы не нарваться на патруль!

Через несколько часов он бросил машину в каком-то глухом переулке соседнего городка, оставив ключ в замке зажигания, от души надеясь, что ее украдут раньше, чем обнаружит полиция. Домой он вернулся электричкой.

Было уже девять, когда Глеб, почти теряя сознание от усталости и боли, ввалился домой. Поставил на огонь чайник. Потом налил кипяток в чашку и бросил туда щепотку маркантии…

Всю дорогу Оля просидела неподвижно, обхватив плечи руками. Ей было страшно. Она безуспешно пыталась убедить себя, что человек у калитки не имеет к ней ни малейшего отношения, что она сошла с ума, убежав и бросив Глеба… Не имеет? Имеет! А спрятанная в кустах машина! Зачем? Имеет, еще как имеет! Если бы не эта спрятанная машина, можно было бы подумать… да мало ли что! Но ведь она все время знала, что ее найдут! Ведь знала, знала, и все время обманывала себя, надеялась… Еще когда Сергей дал ей оружие, а она покорно взяла, было ясно, что добром это не кончится. А жизнь с Сергеем? Разве такая жизнь кончается добром?

– Лишь бы с Глебом ничего не случилось! – повторяла она шепотом. – Ли-шь-бы-ни-че-го-не-слу-чи-лось! Не-слу-чи-лось! – повторяла она под стук колес, едва сдерживая слезы. Предательница! Бросила в беде, которую сама же на него навлекла. А он спас ей жизнь! Лучше бы он дал ей спокойно умереть… утонуть… Она вспомнила грозовую ночь… всего шесть недель назад, а кажется прошла вечность, аварию, боль и удар… Она дотронулась до едва заметного шрама на правой щеке… Лучше бы она погибла тогда, и река унесла ее… Картина речных вод, несущих мертвое женское тело, была настолько невыносимой, что Оля заплакала.

Она плакала, просила прощения у Глеба за бегство, предательство и слабость, доказывала ему, что не могла поступить иначе, что им лучше расстаться и забыть друг дружку, что никогда ей не будет покоя на этой земле, что несчастья преследуют ее и переходят на другого человека, как заразная болезнь, и поэтому всем лучше держаться от нее подальше. Сергей из-за нее убил человека. Теперь Глеб… Только бы ничего с ним не случилось! А что может случиться? Тот, у калитки, пришел, увидел, что ее нет, и, наверное, ушел. Но как ни старалась Оля уговорить себя, что у Глеба все в порядке, она не верила. Она безуспешно гнала от себя мысли о несчастье, но мысли не хотели уходить… Она помнила, с какой легкостью Сергей убил человека… Не задумавшись, свернул шею, как цыпленку… хотя в этом не было ни малейшей необходимости. Она старалась не думать об этом, решив раз и навсегда, что он ее спаситель. Но ведь это правда! Зачем он убил Витька? Зачем? Ведь спасение и кара – разные вещи. Он не имел права карать. И этот, который пришел за ней, такой же.

Она сидела, забившись в угол, плакала и представляла, как тот тип спросит, нет ли здесь, Натальи… как там ее? Хотя, почему Натальи? Оли! Он должен спросить Олю Никольскую, а Глеб ответит, что такой нет, и тот уйдет! Уйдет? «А если бы это Сергей пришел искать меня, – вдруг пришло ей в голову, – и ему сказали, что меня нет, разве он ушел бы? Тысячу раз нет!» Оля вспомнила скорчившееся тело Витька и едва не завыла от ужаса… Она всхлипывала жестко и сухо, тело ее сотрясалось от рыданий…

Потом она задремала, сидела, закрыв глаза, обессилевшая и покорная. У всякого человека есть судьба, думала она сквозь сон, ее судьба – сплошные неудачи, все у нее плохо, как это изменить, как разорвать цепь, как выйти из заколдованного круга, она не знает. Сейчас она приедет в чужой город, позвонит по телефону, который Сергей записал на последней страничке чужого паспорта, и все встанет на свои места. А там видно будет. Интересно, кто она такая, эта Наталья, чей паспорт? Боевая подруга, как она, Оля, или жертва, вроде Витька? Или провинившаяся, которой давно уже нет? Оля этого не знает и никогда не узнает. На смену острому отчаянию и страху приходят покорность и смирение. Человек разводит руками и говорит: «Ничего не поделаешь!»

…Темнело, когда Оля вышла из вагона и погрузилась в стоячую теплую воду вокзала, в специфический его запах, состоящий из нечистых испарений множества людей, запахов кухни, металла и дезинфекции. Как ни странно, она чувствовала голод. И непреодолимое желание умыться. Оглянулась в поисках туалета. Увидела красный неоновый указатель и побрела к нему через зал ожидания. Тусклое зеркало отразило заплаканную девушку с испуганными глазами и не очень чистым лицом, измятый сарафанчик, стоптанные босоножки… Оля умылась, вспомнив, как умывалась у лесного родника в той далекой, оставшейся позади, жизни. Вытерла лицо салфеткой… Подумала, что нужно купить какую-нибудь одежду. Зашла в кабинку, вытащила из сумочки деньги и, отсчитав несколько двадцатидолларовых купюр, положила их в наружный карман сумочки.

Она поменяла доллары у какой-то сомнительной личности с мятой физиономией; ей казалось, что ее сейчас схватят за руку. Обошлось, к счастью. Она шла к выходу, и ей казалось, что все смотрят ей вслед. Она хотела оглянуться, но не решилась и лишь ускорила шаги. Постояв в очереди, купила кофе в бумажном стаканчике и черствый пряник, присела на пластмассовую скамейку, снова оглянулась. Масса люда с узлами, чемоданами, какие-то несчастные, сидевшие прямо на полу, распространяли тяжелый запах немытых тел и несвежей еды. Олю затошнило, и она вышла на улицу. Побрела вдоль многочисленных киосков, набитых всякой всячиной – от старых несъедобных «Сникерсов» до порнографических журналов. Народ какой-то сомнительный окружал ее – бомжи-не-бомжи, чумазые ребятишки, попрошайки, пьяные… Она покрепче прижала к себе сумочку. Увидев крошечный магазинчик с выставленной в витрине одеждой, вошла. Попросила скучавшую за прилавком девушку показать джинсы и свитер. Выбрала светло-голубые джинсы с «лейбочкой», как говорил один ее читатель, на которой было написано «Banditto» («В самый раз!» – подумалось Оле), белый льняной свитерок и пошла примерить. Продавщица несколько раз заглянула в кабинку, а потом просто стала рядом и пялилась.

– Послушайте, – сказала Оля резко, – вы мне мешаете! Отойдите!

Деваха открыла было рот, но, посмотрев на Олю, молча отошла.

Оля заплатила за вещи, потом заметила бирюзовую куртку-ветровку и тоже купила. Обрадованная деваха подарила ей большую ярко-красную пластиковую торбу, куда Оля положила свой голубой сарафанчик, и рассказала, как найти гостиницу. Выйдя из магазинчика, Оля побрела к гостинице.

– Могу поселить только до завтра, – оглядев Олю с ног до головы, сказала администраторша. – Люкс, больше ничего.