Безнаказанное преступление. Сестры Лакруа - Жорж Сименон

— Прибыли двое клиентов из Нью-Йорка, — сказал он, показывая на карточки.

— Женщины среди них нет?

— Нет.

— Из Нью-Йорка звонила какая-нибудь женщина?

— Звонила. В четверть двенадцатого в шестьдесят шестой. Они разговаривали больше десяти минут. Двое вновь прибывших похожи на бизнесменов или адвокатов, их заселили в двадцать второй и двадцать четвертый. Они провели в шестьдесят шестом около часа и спустились на обед. Теперь, наверное, они отдыхают в своих номерах, потому что прилетели ночным самолетом. Это все. Отъездов не было, бронирований тоже.

Взглядом он дал понять, что по лестнице спускается Чавес.

— Мне обязательно ему это говорить?..

— Да.

— Господин Чавес, мне очень жаль, но моя жена только что мне позвонила и сообщила, что у нее снова случился приступ…

Врал он убедительно. Тем не менее управляющий бросил на Эли мрачный взгляд. И спросил он именно его:

— Вы опять собираетесь дежурить ночью?

Он понимал что-либо в происходящем не больше Эмилио. С другой стороны, его сильно впечатлило то, что Эли был знаком с Зограффи раньше. Не зная наверняка, ни какими были их отношения, ни какими они будут впоследствии, он предпочитал проявлять осторожность.

— Как пожелаете.

Эмилио ушел, предварительно зайдя в гардероб. Эли просмотрел карточки, вписал фамилии и цифры в один из журналов, в то время как Чавес стоял, облокотившись на стойку, в привычной для него позе.

— Вы случайно не спрашивали меня вчера, когда он перебрался в Соединенные Штаты?

— Не припоминаю.

Эли не лукавил. Со вчерашнего дня в его голове пронеслось столько мыслей, что он уже не различал, о чем просто думал, а что произносил вслух.

— Он прибыл в 1939 году, за два месяца до того, как Гитлер оккупировал Польшу, а Англия с Францией объявили войну. Он как будто предвидел события.

Эли не решался задавать вопросы, внимательно глядя на собеседника, в надежде, что он продолжит.

— Он уже тогда был богат и наряду с остальным владел процентами акций медных рудников в Бельгийском Конго. Они с матерью поселились в «Сен-Режи», и он оставил себе эти апартаменты даже после того, как приобрел недвижимость на Лонг-Айленде.

Эли не удержался и спросил:

— Это он вам рассказал?

— Я узнал это от Хьюго. Один из его клиентов, владеющий рудниками в Мексике, в сорока милях отсюда, имел дела с Зограффи. Он утверждает, что это больше игрок, чем деловой человек. Не успев приехать в Америку, он первым делом выкупил большой пакет акций одного канадского рудника, которые никто не брал даже по десять центов за штуку. Восемь месяцев спустя там обнаружили месторождение уранита, и акции на сегодняшний день котируются по восемнадцать долларов. И так со всем, за что бы он ни взялся.

— Его мать еще жива?

— Похоже, что да. Вероятно, она живет на Лонг-Айленде.

Эли поколебался, но все же задал вопрос.

— Он женат?

— Нет. Но это не потому, что он не любит женщин, поскольку в Нью-Йорке, Майами и Лас-Вегасе он всегда окружен шикарными женщинами. Одна из них звонила ему сегодня утром.

— Я знаю.

Он проговорился; таким образом он давал понять, что уже расспросил Эмилио.

— Он планирует модернизировать отель к следующей зиме, и завтра ожидается приезд подрядчиков из Таксона. Госпожа Карлсон, скорее всего, продаст ему свое ранчо, если это уже не сделано. Крейг остается директором рудника, а Йенсен будет контролировать работы в течение первых месяцев.

Все это приводило Чавеса в невероятное возбуждение, и единственным его опасением было то, что новый владелец мог назначить кого-нибудь на его место. Он продолжал смотреть на Эли.

— Вы ведь хотите с ним поговорить?

Эли покраснел. Это было сильнее его. Он всегда краснел, когда ему казалось, что его в чем-то уличили, даже если он не совершал ничего плохого, и управляющий становился все подозрительнее, до такой степени, что даже решил пойти ва-банк.

— Я не считаю, что вы пытаетесь воспользоваться вашими прежними отношениями, чтобы…

Это было чересчур прямолинейно. Если до сих пор такая мысль и не приходила в голову Эли, все же было неосмотрительно подсказывать ему это.

— Вы хотели бы сменить должность?

— Ни в коем случае.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

На этот раз Эли говорил с жаром и добавил:

— Даже если бы мне предложили место в десять раз лучше, я попросил бы, чтобы меня оставили в этой должности.

Чавес не решился спросить почему. Он никак не мог разобраться в происходящем. С момента этого разговора он бродил вокруг Эли, пытаясь составить мнение о нем. Эли это чувствовал и всякий раз, когда ловил на себе его взгляд, заливался краской с виноватым видом.

Зограффи вернулся в пять часов, и помимо Йенсена и Крейга с ним было двое мужчин. Он, как обычно, остановился посреди холла. Те, кто сидели в ожидании в креслах, встали. Крейг выступил вперед и по очереди представил их Зограффи. Издалека Эли не было слышно, о чем они говорят. Судя по их виду, они просто обменивались учтивыми фразами.

Зограффи повернул голову в тот момент, когда Йенсен отправился за ключом; его взгляд встретился с взглядом Эли, и он снова, как вчера, нахмурил брови, внезапно заторопился и направился к лифту быстрым шагом.

Эли показалось, что он только что сделал для себя открытие, но он настолько опешил, что отказывался в это верить.

Неужели Зограффи действительно его боялся?

Он снова видел в малейших деталях, словно в замедленной съемке, все движения Зограффи, пока он проходил от середины холла к лифту в сопровождении Гонсалеса, его осанку, выражение его лица. Это было выражение лица человека, который внезапно увидел злую собаку и пытается как можно скорее отойти от нее подальше; человека, которого, допустим, эта собака уже кусала.

Это было невероятно. Разве Мишель не знал, что Эли безобиден? Ведь он видел его лицо сразу после выстрела, знал, что Эли был не способен нажать на курок второй раз, даже если бы его об этом умоляли.

Мишель ошибался. Эли был обыкновенным толстяком, мечтавшим лишь об одном — спокойно жить в своей норке. Чавес тоже заблуждался, полагая, что он хочет занять его место.

Он не стремился занять ничье место, даже место Зограффи, с которым он просто не знал бы, что делать.

Эли был обязан ему это объяснить, чтобы раз и навсегда покончить с неправильным представлением, которое о нем сложилось.

Наверняка появится такой момент, когда Зограффи, несмотря на свою занятость, сможет уделить ему пять минут своего времени. Или хотя бы всего три минуты!