Интернет как оружие. Что скрывают Google, Tor и ЦРУ - Яша Борисович Левин

Если оставить в стороне внутриотраслевую борьбу, можно сказать, что оппозиции плану Стивена Вольфа приватизировать интернет не было никакой – ни со стороны тех, кто участвовал в NFSNET, ни со стороны Конгресса, ни, уж конечно, со стороны частного сектора{318}. «Все, кто работал на меня, были согласны, что это правильный путь, – говорил Вольф. – Конфликтов не было»{319}. Похоже, это действительно было так: и внутри, и за пределами NSF, казалось, все поддерживали план.

Кабельные и телефонные компании выступали за приватизацию, равно как и демократы с республиканцами в Конгрессе{320}. «Публичных дебатов о приватизации или какого-либо сопротивления NSFNET практически не было, – писали Джей Кизан и Раджив Шах в подробном расследовании приватизации интернета „Обмани нас раз – виноват ты, обмани нас дважды – виноваты мы“. – К началу 1990-х взгляды на телеком у обеих политических партий была основаны на политике децентрализации и конкуренции. Еще до приватизации NSFNET политики и ответственные за телекоммуникационную отрасль неоднократно и совершенно определенно давали понять, что владеть и управлять интернетом будет частный сектор»{321}.

Сенатор Дэниел Инуйе, демократ из Гавайев, был одним из немногих выборных чиновников в Вашингтоне, кто возражал против такой оптовой приватизации. Он хотел смягчить приватизационный напор и предлагал зарезервировать 20 % будущих мощностей интернета для некоммерческого использования НКО, местными общинами и другими общественными группами{322}. Он аргументировал это тем, что федеральное правительство финансировало создание сети и поэтому имеет право зарезервировать небольшую ее часть для общественного пользования. Но его скромное предложение не могло сравниться с промышленным лобби и приватизационной лихорадкой, охватившей его коллег из Конгресса.

В 1995 году Национальный научный фонд официально отстранился от NSFNET, отдав контроль над интернетом считанному числу частных сетевых провайдеров, которых фонд создал менее десяти лет назад. Никакого голосования в Конгрессе по этому поводу не было{323}. Никакого референдума или публичных обсуждений. Одно чиновничье решение – и схема Стивена Вольфа по приватизации сети, финансируемой государством, прошла без сучка без задоринки.

Через год президент Билл Клинтон подписал закон «О телекоммуникациях» 1996 года, который закрепил децентрализацию отрасли и впервые со времен «Нового курса» Рузвельта обеспечил практически неограниченное корпоративное владение средствами информации: кабельными компаниями, радиостанциями, киностудиями, газетами, телефонными и телевещательными компаниями и, конечно, провайдерами интернет-услуг{324}. Закон способствовал мощной консолидации, в результате которой за горсткой вертикально интегрированных компаний закрепилась большая часть американского рынка средств массовой информации. «Этот закон носит революционный характер и приблизит мир будущего», – заявил президент Клинтон во время подписания акта.

Горстка влиятельных телекоммуникационных компаний поглотила большую часть приватизированных провайдеров NSFNET, созданных на средства Национального научного фонда. Региональный провайдер залива Сан-Франциско стал частью Verizon. Провайдера Южной Калифорнии, который отчасти принадлежал военному подрядчику General Atomics, поглотила AT&T. Нью-Йорк вошел в Cogent Communications, одну из крупнейших сетевых компаний в мире. Опорная сеть перешла к Time-Warner. А MCI, которая управляла опорной сетью вместе с IBM, слилась с WorldCom, что объединило двух крупнейших интернет-провайдеров в мире{325}.

Все эти слияния отражали процесс корпоративной централизации новой мощной телекоммуникационной системы, которая была создана военными и поставлена на коммерческие рельсы Национальным научным фондом{326}. Иными словами, родился интернет{327}.

На фоне этой консолидации появилось новое техническое издание, которое пересаживало утопические идеалы кибернетических коммун Стюарта Бранда на почву прыткого свободного рынка 1990-х. Оно подавало зарождающийся частный интернет как истинную контркультурную политическую революцию. Издание называлось Wired.

Whole Earth 2.0

Луис Россетто, долговязый модник с прической Патрика Суэйзи, запустил Wired в 1993 году. Он вырос на Лонг-Айленде в консервативной католической семье. Его отец, Луис Россетто-старший, управлял типографией, а во время Второй мировой войны занимался разработкой снарядов и производством оружия{328}. Младший Россетто поступил в Колумбийский университет в конце 1960-х и был там во время студенческих протестов против войны во Вьетнаме и милитаризации научных исследований со стороны ARPA{329}. Он видел, как его товарищи занимают здания и участвуют в жестких стычках с полицией, но не разделял их рвения{330}. Россетто находился по другую сторону баррикад. Он был против антивоенной политики левых, которая превалировала в радикальных студенческих кругах Нью-Йорка. Он возглавлял клуб республиканцев Колумбийского университета и был убежденным сторонником Ричарда Никсона.

Политическая активность в кампусе и нараставшая ожесточенность протестов привели к тому, что взгляды Россетто все дальше смещались вправо: к Айн Рэнд, либертарианскому анархизму, идеям антиправительственных фундаменталистов XIX века и социальных дарвинистов. Россетто в соавторстве написал эссе для New York Times, в котором объяснялась философия либертарианства и критиковалась одержимость «новых левых» перераспределением богатства и демократическими реформами. Он был противником такого расширения полномочий правительства{331}. Его героями были Айн Рэнд и Карл Гесс. Последний был автором речей для сенатора Барри Голдуотера, но после обратился в радикального либертарианца и рассматривал компьютерные технологии в качестве мощного антиправительственного оружия. «Вместо того чтобы учиться делать бомбы, революционеры должны овладеть компьютерным программированием», – говорил он журналистам в 1970 году{332}.

Россетто не последовал совету Гесса. Вместо этого он записался на бизнес-программу Колумбийского университета, закончил ее и еще с десяток лет путешествовал по миру, мечтая стать писателем. Россетто с его правыми либертарианскими идеями постоянно оказывался в местах, где случались восстания левого толка: он был в Шри-Ланке во время тамильского восстания и в Перу, когда начался мятеж «Сияющего пути». Он даже умудрился пообщаться с моджахедами в Афганистане, направляя в Christian Science Monitor восторженные отчеты о том, как они боролись с Советским Союзом с помощью американского оружия{333}. Россетто отправился в зону военных действий, поймав пикап, который вез бойцов джихада{334}.

Во всей этой кутерьме он нашел работу в маленькой инвестиционной фирме в Париже, для которой должен был писать передовицы; встретил будущую спутницу жизни Джейн Меткалф (родом из старинной семьи из Луисвилла, штат Кентукки); и запустил первый журнал об IT – Electric World. Он финансировался голландской компанией, занимающейся разработкой программ для перевода{335}. Журнал закрылся, однако за время работы в нем Россетто успел связаться со Стюартом Брандом и его командой техноапологетов. Знакомство с этой влиятельной субкультурой навело его на мысль, что в мире не хватает солидного журнала о технологиях и образе жизни. Он намеревался исправить положение.

В 1991 году Россетто и Меткалф перебрались в Нью-Йорк для запуска журнала, но их связи в сфере бизнеса и инвестиций ничего не