Параллельщики - Татьяна Буглак

– Я знаю, как туда идти. – Я шагнула к карте.

– Ната? – Мара подняла голову от бумаг, директор резко обернулся ко мне, Фо, кажется, снова пошатнулась, ведь я перестала быть ее опорой, а ноги Свету уже не держали: усталость и нервное напряжение последних дней вымотали даже неугомонного Фотончика.

– Не выпендривайся, дура! – одернул меня кто-то из механиков.

– Я знаю, как до них добраться, – повторила я, снова, как и несколько дней назад, видя то здание, где были парни.

– Покажите! – вскочил Андрей Иванович. – На карте.

– На карте не смогу, смогу провести.

– Дура! – выкрикнул еще кто-то, но Андрей Иванович взглянул на меня очень серьезно.

– Вы ведь пришли сюда вчера, значит…

– Вчера было не так, во вторник – так, как сейчас. Тогда я знала, где был Лаки… Аркадий Счастливцев, – объяснила я. – Вчера я дорогу уже не видела. Теперь снова, как во вторник… не могу объяснить… Я вижу, где они, и могу провести, но одна не пройду – не донесу все необходимое. Но там можно проехать.

– Ради славы хочешь наших парней угробить?! – взвилась скандальная Жабовна.

– В первую очередь она угробит себя, – четко ответила ей Фо. – Со – параллельщица.

До этого о моем происхождении мало кто знал, особенно из отдела обеспечения, и теперь все притихли: каждому было известно, что значит для параллельщика приблизиться к установке исконников.

– Сколько вам нужно людей? – Андрей Иванович смотрел выжидательно.

– Водитель и один-два сопровождающих, может потребоваться охрана или помощь в переноске больных. – Я уже все просчитала, даже не осознавая этого. – И еда – сгущенка, шоколад… Нет, его не надо, его нужно жевать. Сгущенку именно в тюбиках – их можно сосать. И если есть в тюбиках что-то мясное и соленое. Еще вода и лекарства. Возможно, какие-нибудь ваши приборы – я этого не знаю.

– Когда сможете выйти?

– Через полчаса, мне нужно поесть.

– Хорошо, с вами поедут… – Андрей Иванович посмотрел на собравшихся и указал на двоих парней из своего отдела и Лота. – Обедайте, а мы подготовим машину и груз.

Кью и Фо кинулись к медотделу – собирать лекарства, – но я успела увидеть в глазах Кудряшки неосознанную ненависть ко мне. Она была очень хорошим психологом, но она – человек, друг, жена. Она только что узнала, что теряет пятерых своих лучших друзей, а теперь я забирала ее мужа. Она боялась за меня, осознанно понимала, что иначе нельзя, но в этот момент все же ненавидела меня.

Тетя Маша, похудевшая за эти дни почти наполовину – сказывались и работа по пятнадцать часов в сутки, и нервное напряжение, – поставила перед нами тарелки с макаронами под мясной подливой:

– Ешьте, сейчас сладкое принесу. И удачи вам!

* * *

Через полчаса во дворе уже стояла машина из разряда «чи купив, чи сам склепав»: эдакий внебрачный сын «запорожца» и «уазика», корявый, с откидным брезентовым верхом, но надежный как лом, шустрый и выносливый автомобильчик, загруженный рюкзаками со всем необходимым. Фо на минуту потянула меня в сторону:

– В аптечке шприц-ампулы с кальцием – обязательно введи Лаки не меньше трех сразу, но не в одно место, а потом по ампуле каждый час себе и ему. Передозировки не будет, у вас и так возникнет дефицит кальция. Еда вся в тюбиках, жидкая – разработана специально для подобных случаев и обогащена микроэлементами и витаминами. Мало, но очень надеюсь, что продержитесь. Вода в пластиковых бутылках, тоже минерализованная, перед тем как пить, хорошо встряхни. Будь осторожна и… дождись помощи… – Она на мгновенье крепко обняла меня. – Иди!

Я успела сделать всего два шага, как меня столь же крепко обняла Мара:

– Павел Иванович просил поцеловать тебя. Возвращайся!

Кью отпустила бледного и решительного Лота, оба парня – те самые, с которыми совсем недавно и бесконечно давно Пол с Солом устраивали дуэль, – запрыгнули на заднее сиденье, и машина рванула с места.

– Тихо, не спеши! – одернула я Лота. – Придется ехать медленно, иначе… сам понимаешь. Сейчас туда.

Мы ехали, чувствуя, как безвозвратно уходят минуты. Центр города обычно намного меньше подвержен смещению пространства – здесь слишком велика плотность населения, – но в этот раз все было не совсем обычно, ведь из-за первой атаки трехдневной давности люди на улицах появлялись мало, машин на дорогах вообще не было, даже «скорые» и милиция старались не рисковать, и широкие улицы оказались подвержены воздействию новой установки. То тут, то там на проезжей части возникали препятствия – то бетонный гараж на все полосы, который приходилось объезжать по узкому тротуару, сдирая краску с бортов машины, то старинный особняк, то нагромождение каких-то складов. Иногда нам приходилось вылезать из машины и идти проверять дорогу, и тогда меня подстраховывал кто-то из парней. Особенно сложно пришлось, когда мы съехали с широкой улицы в лабиринт магазинчиков и мелких контор, построенных подчас еще до революции – это был старинный торговый квартал, из-за пустоты последних дней здорово пострадавший от перемешивания пространства. Раза два-три парням пришлось стрелять в смутные тени в закоулках – то ли в те самые «варианты будущего», то ли во вполне реальных мародеров, для которых и такая кутерьма – не помеха. Наконец среди лабиринта лавчонок, как поганка посреди навозной кучи, выросло четырехэтажное здание дома быта, построенное, кажется, в семидесятых годах прошлого века, а за ним проступили едва заметные голубоватые муаровые разводы блокады. Я кивнула Лоту:

– Они там.

– Уверена? – Он повел машину между непонятно откуда взявшимися бетонными обломками и остановился у парадного входа, над которым еще сохранилась выложенная мозаикой из цветной плитки надпись советских времен.

В полутемном, освещенном лишь тусклым светом из пыльных окон фойе мы увидели наших. Хаук лежал на наскоро сделанной из курток постели и морщился, не в силах подняться, голова его была перебинтована уже несколько побуревшими от крови бинтами. Поп «красовался» рукой на перевязи и был столь же бледен, как и друг, но вполне активен, сразу кинувшись помогать нам перетаскивать из машины рюкзаки. Оба «сиамских близнеца» не пострадали.

– Со, Лот! Парни! Добрались… – Поп и Пол с Солом пытались одновременно обнять всех нас.

Хаук все же сел на своем «ложе»:

– Что в конторе?

– Все нормально, кроме вас все или в здании, или на связи. Что у вас?

Вскоре мы уже знали, что тут произошло. Прямо за домом быта находилась точка пересечения зон блокады, и парни решили установить здесь регистраторы для изучения энергетических полей и изменений пространства. Но в здании уже оказались люди, которые, увидев наших, начали стрелять. Ни мародеры, ни тем более обычные горожане такого бы не сделали – у обывателей нет пистолетов, а мародеры пользуются тактикой крыс и стараются не привлекать к себе внимания, предпочитая удирать, а не драться. Единственными, кто мог стрелять в сотрудников конторы, были нанятые исконниками охранники из самых последних отморозков. Парням пришлось отстреливаться, и они, как им показалось, сумели прогнать исконников из здания, хотя Хаук и Поп и нарвались на пули. Но когда они попытались подойти к лестнице, то уперлись в стену блокады, которой совсем недавно не было – бандиты как раз с лестницы Хаука и подстрелили, прорываясь наружу. С той стороны в эту же стену вляпались не успевшие убежать исконники, но не телепортировались к противоположной стороне зоны, а просто отлетели от нее, как от обычной стены. Стрелять в наших уже не пытались и кинулись обратно, вглубь здания. Потом по их крикам парни поняли, что выбраться эти придурки не могут – с противоположной стороны здания проходила граница зоны, и их оттуда вышвыривало опять в дом быта, хорошо еще, не впечатывая внутрь стены. Но попыток они вроде бы не оставляли, и примерно раз в полчаса сверху доносились еле слышные маты и стрельба, только уже не горе-ученых, потому что, пока Пол с Солом перевязывали Хаука и Попа, пока разбирались с рациями, сгоревшими при включении установки, Лаки исчез, оставив короткую записку: «Могу пройти сквозь поле, иду отключать аппарат». Вскоре как раз и послышались одиночные выстрелы, из-за которых наши и заметили отсутствие друга. Рассказывая об этом, все четверо ругались, не стесняясь меня, и высказывали об умственных способностях Лаки все, что думают.