Путь на юг - Александр Майборода

Он рассуждал, словно уже был вождем.

«Остается одно — убить его», — подумал Отер и стал прикидывать, когда это сделать и каким образом.

С вопросом «когда» было проще — завтра, во время сражения со славянами. И ни в коем случае не позже. До сражения со славянами Отера не станут отстранять от власти — так как он один знает (по крайней мере утверждает, что знает путь к городу словен). Но после победы над ело-венами ему точно не быть вождем.

Остался еще один вопрос, — кто убьет Унгнада?

Как только норманнские корабли скрылись в тумане, Сом, как и говорил ему Гостомысл, не дожидаясь дополнительных команд, дал сигнал, и гребцы, уже дрожавшие от напряжения, выплеснули энергию, и тяжелая ладья стала медленно разгоняться.

Вслед за ней потянулись и другие корабли.

Гостомысл с тревогой посматривал вперед.

Заметив его тревогу, к нему подошел Ратиша.

Он был доволен результатами действия его орудий, и с радостью смотрел на догоравшие остатки двух норманнских кораблей. Около обломков плескались несколько уцелевших гребцов. Это были именно гребцы, потому что воины в тяжелом вооружении утонули.

Корабли проходили мимо терпящих бедствие, но никто и не подумал подобрать их. Сами разбойники в таких случаях обычно добивали выживших. В обычае же словен и карел не было мстить потерпевшим поражение, но они торопились, поэтому рассудили, что раз до берега недалеко, то разбойники и сами спасутся.

Ратиша участливо спросил:

— О чем тревожишься, князь? Разбойников мы побили,

и они убежали. Обломки двух их кораблей догорают в воде. Оставшиеся разбойники спасаются сами, как могут.

— Вот и плохо, что воинов перебили всех, — сказал Гостомысл.

— Почему?!

— Если бы взяли хоть одного воина в плен, то смогли бы узнать от него, какие силы у норманнов и что они замышляют, — сказал Гостомысл.

— Можно гребцов подобрать...

— Но что могут знать простые гребцы? — сказал Гостомысл.

— Да то же, что знают воины. Но их сведения все равно уже не будут иметь значения, — сказал Ратиша.

— Как так — не будут иметь значения? — удивленно спросил Гостомысл.

— Ну, так убежавшие разбойники поднимут тревогу, — сказал Ратиша.

— Плохо, — сказал Гостомысл и пожалел: — Зря я Медвежью лапу поставил на струги, теперь и посоветоваться не с кем. Надо держать его все время при себе.

— А ты, князь, не беспокойся, — Ратиша показал пальцем на знамя на мачте. — Ты идешь под знаменем, дарованным тебе богиней. Богиня Девана любит тебя, поэтому ты не можешь потерпеть поражение.

— Но на богов надейся, а сам не плошай, — заметил Гостомысл. — Мой отец тоже слишком полагался на удачу.

— Князь Буревой вышел с малой дружиной, а с нами еще и карельская дружина, — сказал Ратиша и обратил внимание Гостомысла. — Князь, нас догоняет Медвежья лапа.

— Ага! — обрадованно проговорил Гостомысл и прошел к борту, рядом с которым ровнялся струг.

Медвежья лапа стоял около ближнего борта.

Увидев Гостомысла, громко проговорил:

— Князь, у стругов ход быстрее, чем у твоей ладьи. Позволь нам вперед пойти?

Раздумывать было некогда, и Гостомысл согласился:

— Ладно, делай, как хочешь. Постарайся отрезать разбойников от их кораблей.

— Все сделаю, князь, — весело проговорил Медвежья лапа, и струг рванулся вперед, словно выпущенная стрела.

По примеру Медвежьей лапы княжескую ладью начали обгонять и остальные струги.

Гостомысл кисло усмехнулся:

— Хорош же я князь, если иду позади войска.

— Твой отец говорил, что князь должен воевать головой, — сказал Ратиша.

— И никогда не следовал этому правилу сам, — отозвался Гостомысл. — Вот что, впереди у нас битва с разбойниками, как раз в том же месте, где потерпел поражение мой отец. Как бы нам не попасться в ту же ловушку, что и он в прошлом году.

— Тогда наше войско всеми силами кинулось на лагерь разбойников, но, как оказалось, разбойники стояли двумя лагерями, и второй отряд, когда увидел, что первый отряд подвергся нападению, напал на наше войско сзади, — сказал Ратиша.

— Девятко подвел тогда отца, — сказал Гостомысл.

— Поэтому на этот раз наше войско надо разделить на две части. Одна сразу нападет на разбойников, другая постоит в засаде, и если разбойники захотят снова повторить ту хитрость, то вторая часть придет на помощь, — посоветовал Ратиша.

— Я об этом уже думал, — проговорил Гостомысл, — словенская дружина мала, дружина карелов будет поболее. По уму нападать на лагерь данов должен больший отряд, а меньший должен сидеть в засаде. И так как карельскую дружину нельзя делить, то пусть они нападут на лагерь, а я со своей дружиной сяду в засаду и вмешаюсь в дело в самый решительный момент.

— Хорошая идея, — одобрил Ратиша.

— Идея-то хорошая, но только кое-что все же смущает меня... — проговорил Гостомысл.

— Что?

— Смущает меня то, что пока карелы будут драться, мы будем смотреть на сражение со стороны.

И что же?

— Не подумает ли князь Вяйнемяйнен, что я трус?

— Но что из этого?

— Если князь Вяйнемяйнен решит, что я трус, то он может отшатнуться от меня, и в следующий раз не окажет помощи, — сказал Гостомысл.

— Это плохо будет. У нас и так союзников нет, — сказал Ратиша

— Когда высадимся на берег, я переговорю с князем. Пожелает, чтобы я пошел первым со своей дружиной... что ж — пойду. У нас все равно нет другого выхода. Эта победа очень важна для нас, потому что решит — быть мне князем или нет. Наверно, важнее этой, другой битвы у меня в жизни не будет.

— Князь Вяйнемяйнен не допустит, чтобы ты пошел вперед. Ведь у него нет наследников. Наследник может быть только, если Кюллюкки родит сына. Но только твой сын станет князем двух племен. Поэтому он тебя будет беречь как зеницу ока, — рассудил Ратиша.

— Наверно. Мой сын будет вождем двух племен и наследником славы словенских князей. Но Кюллюкки молода, а породниться с карельским князем могут пожелать и другие короли.

— Но пока же не пожелали... и пока она твоя жена, — заметил Ратиша.

— Вроде ветер поднимается, — сказал Гостомысл.

Ратиша огляделся по сторонам. Над свинцовой водой неторопливо плыли молочные клочья.

Туман быстро сносило с реки, и Гостомысл подумал, что это может помешать незаметно подойти к лагерю разбойников, и забеспокоился.