Список для выживания - Кортни Шейнмел

этом мире у меня больше никогда не будет просто счастливого дня».

– Но выясняется, – продолжала Николь, – что хорошие дни у меня все-таки бывают. Это не значит, что я по нему меньше скучаю, вовсе нет. Но у меня своя жизнь, и в ней много людей, которые любят меня, а я люблю их. Я провожу с ними время, смеюсь над шутками и просто живу – и при этом больше не чувствую, что предаю своего отца. По крайней мере большую часть времени. Возможно, это как-то поможет.

Я пожала плечами, но потом вспомнила, что Николь не видит меня через телефон.

– До тебя я ни разу не говорила с теми, у кого близкий человек покончил с собой, – сказала я. – За исключением моих родственников.

– Мы своего рода подпольщики. Самоубийство сложно понять. Никто не знает, как на такое реагировать. Каждую неделю я хожу в группу поддержки, если тебе интересно. Мы много говорим о самобичевании и подобных вещах.

– Я же не здесь живу, – ответила я. – Я из Миннесоты.

– А, точно. Ты говорила.

– Но кое-что ты можешь для меня сделать, если тебе, конечно, несложно. Ты могла бы связаться с учеником, который сделал это фото?

– Конечно. Сегодня, может, уже не получится, учитывая время. Но как только у меня будет информация, я тебе сразу напишу или позвоню.

– Спасибо, – ответила я.

26

Я ДУМАЛА ПЕРЕЗВОНИТЬ ДЖУНО, но поняла, что в первую очередь мне хочется все рассказать Адаму, поэтому написала ему обо всем, что случилось. Он тут же ответил: «Как раз собирался тебе писать. Спасибо, что держишь в курсе!»

Я: «Надеюсь, скоро будут еще новости».

Адам: «Держу руку на пульсе».

Но в тот вечер новости так и не пришли, как и предупреждала Николь. Видимо, я заснула, хотя не помню как. (Возможно ли вообще запомнить, как засыпаешь? Если ты в состоянии запомнить момент засыпания, значит, ты не в состоянии уснуть.) Но я помню, как проснулась утром и тут же потянулась к телефону. Сообщений от Николь не было. Зато Джуно желала доброго утра – у нее-то было на два часа позже, а еще пришло электронное письмо от доктора Ли.

Не первый раз я видела ее адрес во входящих. Во время учебного года она часто делала рассылки для всего класса, или, если я задавала ей вопрос по поводу задания, она присылала ответ. Но она никогда не писала мне личные письма, не касающиеся учебы. Тема письма была: «Думаю о тебе».

Здравствуй, Слоун!

Как ты знаешь, этим летом я веду курс в Университете Хэмлайн. А еще ты наверняка знаешь, что на этот курс обычно не берут школьников. Но я связалась с руководителем программы и объяснила, что у меня есть очень одаренная ученица, для которой я прошу сделать исключение. Он ответил, что доверяет моему мнению и согласился тебя принять.

Возможно, у тебя другие планы или тебе уже неинтересно. Знаю, в твоей жизни много всего произошло с тех пор, как мы с тобой говорили про этот курс. Пожалуйста, не подумай, что я пытаюсь на тебя как-то надавить. Но я хотела бы поделиться с тобой некоторыми соображениями.

Во-первых, лично мне писательство всегда помогало справиться с самыми мрачными временами. Заставляя персонажей проходить через трудности и изобретая для них способы их преодоления, я на самом деле ищу способы выбраться из собственных трудностей. Хотелось бы предоставить тебе такую возможность у себя на курсе, если ты этого хочешь.

И во-вторых, хотя и не думаю, что нужна тебе в это трудное время, я все же хотела бы, чтобы ты знала: я всегда буду рада поговорить или просто тебя выслушать.

С любовью, Мэри Ли

Минуты две я сидела, уставившись на последние пару строк. Она подписалась именем. А перед этим написала «с любовью». Доктор Ли написала мне письмо «с любовью», в котором рассказала, что из кожи вон вылезла, чтобы ради меня сделали исключение из правил. В любой другой ситуации такое событие заставило бы меня плясать от радости. Но сейчас это было не важно.

Я закрыла почту, положила телефон и пошла в ванную чистить зубы. Но мысли об этом письме не давали мне покоя. Хотя доктор Ли и написала, что не хочет на меня давить, я чувствовала давление. Пока это письмо оставалось в папке входящих, я чувствовала, что у меня есть обязательство, которое я не исполняю. Поэтому я взяла телефон и удалила письмо. Вот так. Теперь и отвечать не на что.

27

ОКОЛО ДЕСЯТИ УТРА я отправила Николь сообщение: «Ну как, есть новости?»

Я ждала ее ответа. Ждала. И ждала. Меня это так расстраивало, что я не знала, чем заняться. Подруга тети Элизы повезла ее к врачу, а я осталась дома и принялась за уборку. Поменяла постельное белье, вытерла пыль с полок и столов. На кофейном столике мне попался коричневый кожаный фотоальбом, тот самый, о котором рассказывала тетя Элиза.

Для меня ты так и осталась той девочкой в красном платьице, которое было на тебе в день рождения.

Я пролистала несколько страниц, прежде чем нашла те самые фотографии с красным платьем. Воротничок и короткие рукава украшала белая отделка. Рядом со мной стояла Талли, в белой блузке и красной юбке, явно из того же магазина, что и мое платье. Наши наряды идеально смотрелись вместе. На нескольких фотографиях была мама. На одной из них я сидела у нее на коленях. Наверняка это она подобрала нам с Талли наряды. Папе вряд ли пришла бы в голову такая идея. Папа на фото тоже был – такой же, как сейчас, но не такой седой и не такой… Не знаю. Чего-то было меньше. Я захлопнула альбом и положила его обратно на столик.

Только через несколько часов Николь мне наконец-то написала. После нашего первого разговора прошли почти сутки. Телефон завибрировал: «Это Николь из „НХЛ“. Можешь говорить?» Конечно, я могла. Даже если бы мне проводили операцию на зубах, я бы все равно смогла говорить. Не отвечая на сообщение, я тут же ей перезвонила.

– Прости за задержку, – сказала она. – Не хотела звонить тебе, пока не собрала всю информацию. Я разговаривала с Рафе, он сказал, что в день задания пошел в парк «Лорелвуд» в Сан-Матео. Каждый раз, когда ему попадалось что-нибудь интересное, он делал снимок. Он ни с кем не разговаривал,