Сайберия. Том 1 - Владимир Василенко

— Да, знакомые из Демидова позвонили еще три дня назад, — кивнул ректор, почесывая приметный шрам на виске. — Скажи честно — что там произошло? Это ведь тебя полиция разыскивает?

— Честно — так честно. Что произошло — я толком не понял. Ночью в дом пробрался убийца. Одарённый. Подозреваю, что был в сговоре с прислугой. Князь, похоже, опасался этого, говорил накануне о старых врагах…

Кабанов ещё больше нахмурился.

— Мне пришлось бежать. В газете видел заметку, где меня называют подозреваемым. Это, конечно, чушь. Но неприятная. Очень похоже на какую-то… подставу.

Слово, кажется, было не совсем подходящее, не из местного лексикона. Но ректор меня понял.

— Что планируешь делать дальше?

— Князь… отец рассказал мне об институте, мы успели обсудить планы по моему обучению. Он говорил, что большая часть формальностей уже решена, поэтому торопился с моей отправкой в Томск.

— Что ж, мы действительно обговаривали с ним этот вариант, и я был рад, что он обратился именно ко мне. Мы с Аскольдом в своё время много прошли вместе. В шестидесятых годах — я тогда ещё совсем мальчишкой был — он служил военным хирургом в нашем корпусе. Собственно, благодаря ему я всё ещё жив и здоров. И обе ноги на месте.

— Понимаю. У меня ведь тоже прибытие в Демидов не гладко прошло.

— Да-да. Тебя ведь угораздило оказаться в том поезде, что анархисты рванули? Но сейчас-то как, здоров?

— Более-менее. Правда, был побочный эффект. Что-то вроде… потери памяти. Отец сказал, что это постепенно пройдёт.

— Хм… Читать, писать можешь? — обеспокоенно нахмурился ректор.

— Читаю каждый день, получается всё лучше. С письмом… честно говоря, пока не было случая проверить.

— Что ж, — взглянув на часы, Кабанов поднялся из-за стола. — Сегодня у тебя такая возможность появится. У меня вводная лекция по изысканиям эмберита. Двести вторая аудитория. Советую посетить.

— С удовольствием, Николай Георгиевич.

— Ну, это во второй половине дня, в три часа. А до этого времени тебе нужно успеть покончить с последними формальностями. До лекции как раз должен управиться. Может, даже студенческую форму успеют выдать сегодня.

— Спасибо! Это очень кстати. Правда, есть кое-какая проблемка. Дело в том, что все мои документы во время крушения поезда были утеряны…

Да и были ли они вообще? Тоже вопрос. Который, увы, сейчас пока задать попросту некому.

— То есть у тебя ни паспорта, ни иного удостоверения личности? Как ж ты вообще до Томска добрался? В поездах частенько документы спрашивают.

— Ну… повезло.

Кабанов многозначительно хмыкнул и задумался, барабаня пальцами по столу.

— Что ж, студенческий билет твой мы тогда заполним с твоих слов. Под мою ответственность. И билет этот может служить не только пропуском в учебное заведение, но и в качестве удостоверения личности. Однако полноценным паспортом тебе всё же придётся обзавестись.

— Конечно. Правда, понятия не имею, с чего начать.

— Обратиться в канцелярию с заявлением об утере. Должны будут сделать запрос по месту твоей прошлой регистрации… — Кабанов вздохнул и снова побарабанил пальцами по столу, в задумчивости смешно шевеля бровями. — Если честно, ещё та морока. Ты с этим пока не торопись. Я попробую сначала этот вопрос уточнить у одного хорошего знакомого. Может, посодействует. Ну, а пока тебе и студенческого удостоверения хватит.

— Спасибо, Николай Георгиевич! — я коротко поклонился.

— Зачислен будешь на геолого-исследовательский факультет. Я его курирую лично, так будет надёжнее. Но вот что, Богдан…

Ректор посмотрел на меня с внимательным прищуром, и был в этом момент похож на старого подозрительного бульдога — может, из-за бакенбард, делающих его и без того щекастое лицо ещё шире.

— Есть несколько серьёзных моментов, о которых я должен предупредить на берегу.

— Да, конечно. Слушаю вас.

— Аскольд оформил тебя на фамилию Сибирский. Ты понимаешь, что это значит?

— Не хотел светить под своей фамилией.

— Именно. Псевдонимы такого рода — Сибирский, Тоболький, Томский, Московский и прочие — обычно присваивают воспитанникам государевых приютов для сирот. Или дворянским детям, истинную фамилию которых нельзя раскрывать из-за их… скажем так, не до конца ясного статуса. Понимаешь, о чём я?

— Честно говоря, не совсем.

— Речь о тех, кого дворянин не может признать своими официальными наследниками из-за того, что они были рождены вне брака. Байстрюки, одним словом.

— Незаконнорожденные?

— Именно. Но если речь о нефилимах, то в эту категорию иногда попадают и дети, которые не унаследовали Дара. Статус и первых, и вторых может измениться, если дворянин оформит специальное прошение или укажет свою просьбу признать их в завещании. Но до этого времени… сам понимаешь. Тебе не стоит распространяться о своем родстве с Аскольдом и о своем титуле. По сути, ты, как единственный сын Василевского, должен унаследовать всё, что он после себя оставил. Но формально ты пока лишь байстрюк.

— Понял, — вздохнул я. — Впрочем, меня это не особо волнует.

— Хорошо, если так. Но из-за фамилии у тебя могут быть некоторые… эксцессы с другими учащимися. Особенно с Одарёнными студентами из дворянских семей. Мы, конечно, не приветствуем подобной дискриминации, и стараемся бороться с ней. У нас прогрессивное заведение. Даже одними из первых в империи ввели совместное обучение для студентов обоих полов. Но, увы, некоторые трения между представителями разных сословий всё ещё случаются.

— И как прикажете реагировать?

— По возможности, избегай конфликтов. А то, как я посмотрю, ты задирист. Не успел приехать в институт, а уже драку устроил?

— Да разве же это драка? — искренне возмутился я. — Так, немного поцапались.

— Угу. И не с кем-то, а с Павлом Кудеяровым. Он сын одного… очень влиятельного человека. Советую быть осторожнее. К счастью, тебе с ним вряд ли придётся часто пересекаться на занятиях. Он пойдёт на горно-заводской факультет. Но некоторые лекции у нас совместные.

— Да не буду я его трогать, — устало покачал головой я. — Сдался он мне…

— Серьёзнее, молодой человек! — рявкнул Кабанов, наклоняясь вперёд. — Я не только о вашей безопасности беспокоюсь, но и о репутации института. Запомните, с момента, как станете нашим студентом — никаких драк, никакого пьянства, никаких иных поступков, способных замарать честь института. Причем правила эти действуют не только в этих стенах, но и за их пределами. К примеру, появиться в каком-нибудь кабаке или борделе в форме нашего факультета — это прямой путь к отчислению. И я не шучу!

— Понял, Николай Георгиевич. Только этому вашему Кудеярову тоже не мешало бы напомнить об этих правилах. Он с дружками как раз задирал во дворе одного из абитуриентов, когда я подошёл.