Азатот - Говард Филлипс Лавкрафт

Роберт Маккензи приехал в Аркхэм в начале 1935 года и принял участие в подготовительных работах. Это был человек лет пятидесяти, весьма приятный в обхождении, прекрасно образованный и – что самое главное – имеющий большой опыт путешествий в австралийских пустынях. Он сообщил, что в Пилабарре нас уже ждут несколько вездеходов; кроме того, имелась договоренность о фрахте небольшого речного парохода. Мы располагали всеми необходимыми средствами и инструментами для проведения археологических раскопок в соответствии с требованиями современной науки.

28 марта 1935 года экспедиция покинула Бостон на борту старого, страдавшего хронической одышкой парохода «Лексингтон». Впереди нас ожидало долгое плавание через Атлантику и Средиземное море, затем через Суэцкий канал и Красное море в Индийский океан. Едва показавшись на горизонте, низкий песчаный берег Западной Австралии поверг меня в состояние мрачной депрессии, которая только усилилась при виде окруженного отвалами пустой породы пыльного шахтерского городка, где мы сделали последнюю остановку перед броском в глубь пустыни.

Встретивший нас доктор Бойли оказался немолодым уже человеком и очень интересным собеседником – я и мой сын нередко вступали с ним в продолжительные дискуссии по разным проблемам психологии, чрезвычайно его занимавшим.

Со смешанным чувством тревожного беспокойства и надежды наш отряд, состоявший из 18 человек, продвигался все дальше на запад по уже совершенно безлюдной местности. В пятницу 31 мая мы переехали вброд один из притоков реки Де- Грей; впереди, сколько хватало глаз, лежал голый – только песок и скалы – угрюмый пейзаж. Все это время я безуспешно пытался подавить в себе страх, нараставший по мере приближения к цели нашего путешествия и усугублявшийся снами и псевдовоспоминаниями, которые с каждой ночью заметно набирали силу.

Впервые мы увидели один из каменных блоков в понедельник 3 июня. Не могу передать то ощущение, с каким я прикоснулся – в реальной действительности – к огромному куску гранита, во всех деталях схожему с элементами циклопических стен, столько раз являвшихся мне в сновидениях. На камне явно проступали следы резных украшений – руки мои дрожали, дотрагиваясь до этих линий, в которых я безошибочно узнавал криволинейные иероглифы, вернувшиеся, в мой мир со страниц древних мифов и из многолетних ночных кошмаров.

После месяца раскопок мы выявили уже 1250 блоков, находившихся в различных стадиях разрушения. Большинство из них представляли собой монолиты с одним и тем же типичным изгибом верхней и нижней плоскостей. Реже попадались небольшие плоские плиты квадратной или восьмиугольной формы -вроде тех, что докрывали полы и мощеные улицы в моих снах – или другие, особенно массивные, дугообразные искривления которых позволяло предположить в них детали арочных сводов здания или огромных полукруглых окон. Чем глубже и дальше на северо-восток продвигались раскопки, тем больше мы находили блоков, но при этом не могли обнаружить хоть какую-нибудь систему в их расположении. Профессор Даер был в совершенной растерянности и не решался уже заводить разговор о возможном возрасте этих руин, а Фриборну удалось найти следы некой символики, отдаленно напоминавшей мотивы древнейших папуасских и полинезийских легенд. Судя по состоянию блоков и их разбросанности, здесь поработа ло не только время, но и разрушительные силы природы – в том числе грандиозные тектонические катаклизмы.

Мы имели в своем распоряжении аэроплан, и мой сын Уингейт нередко совершал полеты на разной высоте, пытаясь разглядеть на поверхности песчаной пустыни очертания других разрушенных строений – характерные по форме возвышенности или следы отдельно лежащих блоков. Попытки эти в конечном счете были безрезультатными; иной раз ему казалось, что он заметил нечто существенное, но уже следующий полет полностью менял всю картину -сказывалось постоянное движение песков.

Одно или два из этих его эфемерных открытий произвели на меня странное и неприятное действие. Его описания неких линий и смутных контуров напомнили мне что-то прежде прочитанное или увиденное во сне, но что именно – я так и не смог угадать. Я чувствовал близость страшной разгадки – и, занимаясь своими делами, время от времени украдкой бросал взгляд в сторону уходившей за горизонт бесплодной равнины.

Первая неделя июля принесла множество самых разных эмоций, связанных с дальнейшим продвижением раскопок в севере- восточном направлении. В первую очередь это был страх, но было и любопытство – самым же удивительным был неоднократно повторявшийся эффект узнавания.

Пытаясь отделаться от этих назойливых ощущений, я испробовал все известные мне психологические приемы и средства, но не добился ни малейшего успеха. Меня часто мучила бессоница, которой, впрочем, я был только рад, ибо она укорачивала периоды ставших уже невыносимыми сновидений. Я приобрел привычку совершать по ночам длительные прогулки в пустыне – обычно на север или северо-восток, куда меня, казалось, влекли какие-то таинственные силы. Нередко во время этих прогулок я натыкался на выступающие из земли фрагменты древней кладки. Хотя лежащие на поверхности блоки встречались здесь гораздо реже, чем в месте начала раскопок, я был уверен, что внизу мы найдем их в большом количестве. Здешний ландшафт был не таким ровным, как в районе нашего лагеря, и почти непрерывно дувшие ветры то и дело вносили в него свои изменения, воздвигая или снося песчаные холмы, обнажая одни и скрывая другие обломки каменный зданий.

Сам не знаю почему, я особенно настаивал на переносе раскопок в это место, одновременно втайне опасаясь того, что могло быть здесь обнаружено. Состояние моей нервной системы стремительно ухудшалось, но страшнее всего было то, что я никак не мог выяснить настоящую причину такой перемены. В этом смысле весьма показательной была моя реакция на одну из случайных находок. Произошло это 11 июля, в ясную лунную ночь, когда холодный серебристый свет разливался по гребням песчаных дюн, начисто лишая пейзаж его реального облика. Зайдя в этот раз несколько дальше обычного и собираясь уже поворачивать к лагерю, я заметил впереди огромный камень, явно отличавшийся от всех обнаруженными нами прежде. Руками отгребя с него песок, я нагнулся и внимательно осмотрел находку, добавил к лунной иллюминации свет своего карманного фонаря.

В отличие от других блоков этот имел четкую прямоугольную форму без всяких впадин и выпуклостей и был гораздо темнее цветом. На ощупь он больше напоминал базальт, нежели гранит, песчаник или бетон, до сей поры выступавшие в качестве местного строительного материала.

И вот тут я, словно повинуясь какому-то инстинкту, внезапно поднялся с колен, повернулся и что было сил бросился бежать в сторону лагеря. Это был совершенно бессознательный порыв и, лишь остановившись перед входом в свою палатку, я понял причину столь панического бегства. Необычный темный камень являлся частью того, что я не раз видел в снах и на что порой осторожно намекали самые древние из известных мне мифов. Этот блок некогда лежал в стене одного из базальтовых сооружений, наводивших невыразимый ужас на мифическую Великую Расу – одной из тех высоких слепых башен, которые были оставлены полуматериальными чудовищными тварями, ушедшими в глубь земли, но способными в любой момент прорваться наружу невидимым всесокрушающим ветром. Я не спал до самого утра и лишь с наступлением рассвета осознал всю нелепость случившегося. Стоило ли так пугаться, обнаружив материальное подтверждение своей собственной теории, опиравшейся на древние легенды и сказания. На моем месте всякий другой исследователь был бы, наоборот, воодушевлен и охвачен энтузиазмом.