Живи, пусть умирают другие - Ян Ланкастер Флеминг

Они не вернулись, а на следующее утро их, или, вернее, то, что оставили от них акулы и барракуды, обнаружили в разных местах побережья.

Тут Бонд перебил Стрейнджуэйза.

— Одну минуту, — сказал он. — Что-то я не понимаю насчет этих акул и барракуд. Ведь в здешних водах они не отличаются особенной свирепостью. Да и вообще у берегов Ямайки их немного, и они редко охотятся ночью. И уж, во всяком случае, на человека нападают, только если тот ранен и у него идет кровь. Ну, еще иногда из любопытства могут ухватить за ногу. Что-нибудь подобное было у Ямайки раньше?

— Да нет, с 1942 года, когда акула отхватила у девушки ногу в Кингстонской гавани, ничего похожего не было, — ответил Стрейнджуэйз. — Она каталась на водных лыжах, так что ее ноги то погружались в воду, то выскакивали наружу. А белая нога показалась, должно быть, особенно аппетитной. Да еще нужна подходящая скорость. Словом, в принципе вы совершенно правы. К тому же у моих людей были гарпуны и ножи. Я считал, что принял все меры предосторожности. Жуткая история. Можете представить мое самочувствие. С тех пор мы лишь пытаемся найти какой-нибудь законный предлог для доступа на остров через администрацию и Вашингтон. Ведь остров теперь принадлежит американскому гражданину. Чертовски медленное дело, особенно если учесть, что зацепиться абсолютно не за что, у этих ребят, похоже, неплохое прикрытие в Вашингтоне и совсем не глупые специалисты по международному праву. Лондон велел мне пока ничего не предпринимать и дожидаться вас. — Стрейнджуэйз отхлебнул виски и выжидательно посмотрел на Бонда.

— А что с «Секатуром»? — спросил тот.

— Все еще на Кубе. По сведениям ЦРУ, выходит через неделю.

— И сколько рейсов уже сделано?

— Около двадцати.

Бонд умножил сто пятьдесят тысяч долларов на двадцать. Если его расчеты верны, мистер Бит уже выкачал с острова миллион фунтов стерлингов золотом.

— Я тут кое-что для вас приготовил, — сказал Стрейнджуэйз. — На побережье у меня домик. Он ждет вас. Арендовал машину. Новые покрышки. Большая скорость. Это «санбим талбот» — модель для этих дорог самая подходящая. Нашелся и нужный человек вам в помощь. Зовут его Куоррел. Лучший пловец и рыбак во всем карибском бассейне. Парень сметливый и симпатичный. И еще я снял номер в доме отдыха Вест-Индской цитрусовой компании. Это на противоположной стороне острова. Вы там с недельку можете отдохнуть, ну и потренироваться в ожидании «Секатура». Вам надо быть в форме, чтобы проникнуть на остров Сюрпризов, а без этого, уверен, нам ничего не узнать. Чем-нибудь еще могу быть полезен? Разумеется, я всегда под рукой, но мне придется оставаться в Кингстоне, чтобы поддерживать связь с Лондоном и Вашингтоном. Они ведь потребуют отчета о каждом шаге. Так как, нужно вам что-нибудь еще?

Бонд задумался.

— Да, — ответил он. — Надо бы попросить Лондон связаться с Адмиралтейством, чтобы нам прислали водолазный костюм с полным снаряжением, побольше запасных баллончиков с воздухом и пару хороших подводных ружей. Лучше всего французское — «чемпион». Затем — мощный подводный фонарь. Нож, которым обычно вооружают отряды коммандос. Всяческую отраву для барракуд и акул — всю, какую только можно найти в музее естественной истории. И еще разные там вещества, которыми отпугивают акул в Тихом океане. Пусть пришлют все ближайшим прямым рейсом. — Бонд помолчал, затем добавил, — да, возможно, еще понадобится какая-нибудь из тех штукозин, какими пользовались во время войны охотники за кораблями. Я имею в виду мины-присоски.

Папайя с долькой лимона, оранжевые бананы, ярко-красные яблоки, мандарины, яичница с беконом, кофе, какой умеют готовить только на Ямайке, конфитюр, желе из гуавы.

Облачившись в шорты и сандалеты, поглощая на веранде завтрак и лениво поглядывая на залитую солнцем панораму Кингстона и Порт-Руаяля, Бонд думал, что ему повезло и что в его опасной профессии есть немало того, что эту опасность и тяготы искупает.

Бонд хорошо знал Ямайку. Он был здесь в длительной командировке сразу после войны, когда коммунистическая разведка на Кубе пыталась проникнуть в здешние профсоюзы. Это была грязная и к тому же не слишком успешная работа, но он с тех самых пор проникся любовью к большому зеленому острову и его доброжелательным и жизнерадостным жителям. И как же приятно было теперь снова быть здесь, да еще имея впереди неделю отдыха перед тем, как вновь начнется его беспощадная работа.

После завтрака на веранде появился Стрейнджуэйз в сопровождении высокого смуглого мужчины в выцветшей голубой рубахе и старых саржевых штанах.

Это был Куоррел, с острова Кайманов, и Бонду он сразу понравился. В жилах его текла кровь кромвелевских солдат и пиратов, скуластое лицо излучало силу и уверенность, форма рта выдавала некоторую суровость. Глаза серые. И только нос лопаткой да бледные ладони выдавали негроида.

Бонд протянул ему руку.

— Доброе утро, капитан, — поздоровался Куоррел.

Потомок знаменитого рода мореплавателей, он не знал титула выше этого. Но в голосе его не было ни угодливости, ни подобострастия. Он говорил как помощник капитана, и в манерах его сквозили прямота и искренность.

У них сразу установились отношения подобные возникающим между шотландским помещиком и его старшим ловчим: безусловное уважение и ни намека на раболепие.

Обсудив планы, Бонд сел за руль автомобиля Куоррела, и они поехали по Кингстон-Роуд, оставив Стрейнджуэйза заниматься тем, о чем просил Бонд.

Они выехали около десяти, так что в горах, которые рассекали остров вдоль, словно позвоночник крокодила, было еще прохладно.

Дорога кольцами уходила вниз к равнине на севере и шла через поразительные по красоте места — вокруг цвели тропические растения, на каждой высоте — свои. Зелень холмов, сплошь покрытых бамбуком, изредка перемежающимися темно-зеленым хлебным деревом, пониже уступала место рощам черного и красного дерева, магайи и кампешевого дерева. А когда они добрались до долины Агуальты, открылось зеленое море сахарного тростника и бананов; оно уходило вдаль, к горизонту, где яркими вспышками бросались в глаза пальмовые аллеи, бегущие берегом океана.

Куоррел оказался хорошим спутником и отличным гидом. У знаменитых пальмовых садов Кастлтона он рассказывал о домашних пауках, а потом — о сражении между гигантской сороконожкой и скорпионом, которую ему пришлось наблюдать. Он описывал различные ядовитые растения и целебные травы, показывал, как легким нажатием ладони можно расколоть кокосовый орех, называл длину клюва колибри, объяснял, как крокодилы носят своих детенышей в пасти, укладывая их, как сардины в банке.

Куоррел говорил на хорошем английском, хотя часто вставлял местные выражения. По пути, продолжая беседу, он все время поднимал руку, приветствуя прохожих, и те отвечали ему.

— Вас, похоже, знает здесь масса народа, — заметил Бонд, когда водитель здоровенного автобуса, на ветровом стекле которого большими буквами было выведено «Романс», поприветствовал Куоррела двумя протяжными гудками.