Счастливое Никогда. Уютное Нигде - Марина Бреннер

- Так что ты говорил? - повторила она, отворачиваясь от зеркала - Про каких бездомных, Элиджар?

Оборотень пробормотал что - то и, поднявшись, потянул с себя рубаху. Под гладкой кожей спины, чуть смуглой (зима, в это время кожа лимбриев немного меняет цвет), перекатились мускулы.

Меридит сглотнула слюну, почувствовав резкий прилив крови к низу живота, пальцам и стук в висках. Вот же... Горхатова магическая Суть! Всегда просыпается, когда ее не звали... Сейчас Элиджар почувствует гребанный "зов" и начнет издеваться....

- Я спросил про Гранитного, конфетка. - повторил он тихо и как - то чересчур послушно - Он будет жить с нами?

Меридит отвела глаза от сильного мужского тела и кивнула:

- Да, какое - то время. Пойми - он ранен. И ранил его ты, Элиджар. И это его дом, как ни крути. И потом. Он может нам помочь. Очень сильно помочь и с Брангдором, и с портретом. Мы вот не спросили, а вдруг он что - то знает? И потом еще! Он так и не сказал, зачем спер меня тогда с площади! Или сказал? А, лимбрий? Я ведь пришла позже, вы уж хорошо накидались, не хуже пьяниц в кабаке. О чем вы говорили, пока меня не было, а? Что молчишь?

Оказавшись очень быстро рядом, он грубым рывком прижал ее к себе.

- Тебя делили. - опалило ухо шипением - Как думаешь, что было решено?

Меридит толкнула Элиджара в плечо:

- Ничего. Что вы можете решить? Идиоты пьяные...

Развернув девушку к себе, лимбрий поднял ее, как куклу и усадил на столик.

Столик был небольшой, грубый, обшарпанный; ножки его были толсты и изогнуты в форме вопросительных знаков. Элиджар нашел это уродство где - то на чердаке и приволок в спальню, заявив, что сия принадлежность мебели напоминает ему ушедшую, довоенную эпоху. Устойчивость, надежность и вопросы, скрытые толстой крышкой секретности.

Обычно они с Меридит использовали этот стол для вечерних или даже ночных перекусов и чаепитий, сейчас же...

- Ты сломаешь мебель, лимбрий... - прошептала девушка, согревая его губы, терпкие от вина своим карамельным дыханием.

- МЫ сломаем. - ответил, касаясь ее языка своим - Ты тоже примешь в этом участие.

Меридит положила ладони на завязанный некрепко пояс штанов Элиджара, растянув, скользнула рыбкой - ладонью по поджарому, стальному животу вниз. Лимбрий выдохнул.

- Не спеши, принцесса. Все успеем.

Меридит, быстро справившись с поясом, освободила напряженный член. Прикусив нижнюю губу, она посмотрела в глаза любовнику, крепко сжала твердую плоть и двинула рукой вниз.

- Я передумал играть. - шепнул Элиджар, сжав груди девушки и быстро сдвинув платье вниз с плеч.

Он был странно нелогичен: сказав "успеем" и настроив пару на длительную прелюдию, сам же резко закинул ее ноги себе на бедра и стремительно вошел внутрь тела, подавшегося, выгнувшегося ему навстречу.

- Еще, - прошептала она, крепко обхватив шею любовника одной рукой, другой упершись в стол - Еще!

Оборотень, сдавленно выдохнув, влился внутрь патокой и плавно двинулся вперед, сомкнув пальцы на бедрах принцессы, переплетя ее дыхание со своим. Безумие плавило безумие, из хаоса рождался хаос...

- Горхат тебя, Меридит... - обжег шепот напрягшиеся соски - Не двигайся ТАК! Я не выдержу... НЕ ВЫДЕРЖУ...

Девушка откинула голову назад, волосы полились по спине, по сомкнутым, как сложенные крылья, ключицам. Прикрыв глаза, она стонала так, словно ее душили, исходя на хрип и сдавленные вопли.

Череда легких укусов, язык - горячий и острый, слегка задевший соски, хрип - жаркий, почти зверинный, отдающий ароматами свежей крови, насквозь пропитавшийся ужасом добычи. Огненное дыхание опалило груди и вновь - разделенная, дольчатая боль, переходящая в невыразимое наслаждение.

Сдавив сильные бедра любовника ногами, принцесса скрестила их на его пояснице. Откинулась назад, доверяя ему полностью, подставив хищнику самые беззащитные места - живот и грудь, обнажив шею с лихорадочно бившимися на ней пульсовыми линиями.

Зверь оценил это! ЕГО пара предлагала сейчас полностью...

...ее подчинить.

Невероятным усилием воли он остановился.

"Не время, моя радость. Радость моя... РАНО!"

И, мешая торжество с расплавленным, сгорающим разумом, излился, пойдя на поводу у их измученных страстью тел, приняв на себя сладкие, почти смертельные конвульсии женской распаленной сути...

- Тебе было хорошо, я знаю... - сказал лимбрий позже, прижавшись к теплому, чуть влажному телу любовницы, неумело - заботливо завернутому в покрывало - Тебе нравится, Меридит.

Она кивнула, и уткнулась лбом ему в ладонь:

- Да, нравится. Интересно... надолго ли нас хватит, Элиджар?

Лимбрий улыбнулся, поняв, о чем она. Связь тел огненна, желанна, но хрупка, как перекаленное стекло...

В какой - то момент ее становится мало. Оборотень понимал это, но улыбался сейчас оттого, что мало не ему одному.

- А мы постараемся на подольше. Верно, конфетка? Мы оба постараемся.

Девушка вздохнула и тряхнула головой, веки уже тяжелил сон.

Внезапно встряхнувшись, она повернулась к лимбрию.

- Завтра надо показать Наследнику портрет. И проверить, как идет подготовка к празднику! И здание, которое вы разворотили своей дракой...

Оборотень задавил кашлем смешок:

- Его тоже завтра отстроить, принцесса?!

Девушка нахмурилась:

- Тебе все смешно...

Прижав ее к себе, шепнул на ухо:

- Спи давай...

Задремав сам, видел во сне лес.

И мать, сощурившую глаза на яркий свет Мейрда. И братьев, копошащихся во влажной от росы траве...

И клетки...

И, где - то далеко внизу, голоса и грохот входной двери...

Элиджар проснулся резко, как просыпаются только хищники: встряхнувшись, выбросив когти и залив ярким серебром кофейную радужку глаз. Сон, легкий и некрепкий, растаял мгновенно. Зверь, охраняющий лежбище, почуял опасность.

Опасность, а точнее - предопасность, а еще точнее - известие о ней явилось в лице одного из помощников лимбрия.

Когда оборотень спускался вниз, он физически ощутил ее холодный, липкий вкус, застревающий между зубами, морозящий язык и десны.

Сейчас он не мог зафырчать или вздыбить шерсть на загривке, поскольку пребывал в человеческой форме, однако зверь рвался наружу, перекатывая мышцы под слабой человеческой кожей.

Помощник ждал его внизу.

Это был здоровенный детина, несуразный и громоздкий, как старый шкаф. Длинные руки, вывернутые в локтях, были как толстые жгуты, обтянутые грубой кожей, пудовые кулаки напоминали гири. Косматые волосы редко вспоминали мыло и расческу.