Отчаяние - Грег Иган

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 103
Перейти на страницу:

Декоративные минералы-примеси постепенно исчезли – понятно, нет смысла добавлять их в породу, скрытую на глубине, где никто ее не увидит. Раджендра задышал чаще и поглядел вверх; некоторые зрители закричали и замахали руками, их силуэты на ярком солнечном свету казались совсем тонкими. Раджендра глянул в сторону, потом прямо вниз; сетка, на которой он стоял, не мешала смотреть, но ни солнце, ни луч фонаря не проникали вглубь. Похоже, он успокоился. Я думал было попросить его, чтобы он наговаривал комментарий, но теперь порадовался, что не стал, слишком это было бы тяжело.

Стены шахты стали заметно влажными; Раджендра протянул руку и провел пальцами по белесой пленке. Вода и растворенные вещества проникают во все части острова (даже в центральные, хотя здесь плотный сухой слой толще всего). Пусть известняк здесь никогда не будут добывать; даже то, что шахта не «заросла», а значит, участок сознательно запрограммирован от регенерации, – не имеет значения. Литофильные бактерии по-прежнему незаменимы; материнская порода должна оставаться живой.

На стенах начали появляться пузырьки, чем дальше, тем больше. За пределами гайота Безгосударство ничто не поддерживает; плотный известняковый козырек длиной в сорок километров, даже укрепленный биополимером, обвалился бы в две секунды. Гайот играет роль якоря и даже принимает на себя часть нагрузки, однако большая часть острова находится на плаву. Безгосударство на три четверти состоит из воздуха: его «материк» – тонкая минерализованная пена, легче воды.

Воздух в пене находится под давлением вышележащих пород, а ниже уровня моря – окружающей воды. Он постоянно просачивается в атмосферу; воздушная струя из колодца – это объединенный поток с сотен квадратных метров, но то же, хоть и в меньшем масштабе, происходит повсюду.

Если Безгосударство не сдувается, как поврежденное легкое, не тонет, как размокшая губка, то лишь благодаря литофилам. Многие природные микроорганизмы выделяют газ, но, по большей части, такой, какой лучше не скапливать у себя под ногами, – метан или сероводород. Литофилы поглощают воду и углекислый газ (главным образом, растворенный), производят углеводороды и кислород (главным образом, нерастворенный), а поскольку углеводороды эти в основном «кислород-дефицитные» (вроде дезоксирибозы), то кислорода выпускается больше, чем вбирается углекислого газа, и давление еще возрастает.

Кроме сырья, для этого нужна энергия. Живущие в темноте литофилы надо кормить. Поглощаемые ими питательные вещества и выделяемые продукты включены в цикл, охватывающий рифы и околорифовые воды; в конечном итоге первоисточником остается солнце.

Вскоре поверхность стены уже шипела и пенилась, выплевывая в камеру мучнистые капли. До меня наконец дошло, как сильно я ошибался: погружение не имеет ничего общего с тем, что эдемисты называют «современным племенным сознанием». Смелость тут не самоцель. Смысл в том, чтобы ощутить самому живое дыхание камня, увидеть своими глазами, что такое Безгосударство, понять скрытый механизм, удерживающий его на плаву.

На краю экрана появилась рука Раджендры: он вставлял загубник и подключал воздух. Разумеется. Все это бурление означает, что вода близко. Он взглянул вниз на темный круг, который показался мне кипящим сернистым озером в вулканическом жерле, хотя на самом деле был прохладным и, скорее всего, ничем не пах. Здесь Манро прав: спускаться надо самому. Более того, воздушный ток на этой глубине должен быть слабее, поскольку значительный пласт газонасыщенной породы остался наверху. Раджендра легко приметит разницу – однако вид струящегося под давлением газа предполагает как раз обратное.

Камера погрузилась под воду, картинка задрожала и переключилась на меньшее разрешение. Даже в мутной, кружащейся воде я временами различал стенки туннеля, вернее – стену из бегущих по камню пузырьков. Смотреть было страшно, как будто кислота разъедает известняк прямо на глазах; но, опять-таки, будь я там, плыви я в этой воде, такое впечатление не возникло бы.

Разрешение снова упало, потом изменилась скорость съемки: картинка превратилась в серию быстро меняющихся застывших кадров, поскольку камера с трудом сохраняла резкость. Звук слышался достаточно четко, хотя я, вероятно, не различил бы помех за шумом ударяющих в маску пузырьков. Раджендра взглянул вниз: на экране появились десять тысяч кислородных жемчужинок, бегущих сквозь просвечивающую воду, и все не дальше его колен. Я подумал, что он делает резкий вдох, готовясь коснуться дна… и едва не выронил ноутпад.

Прямо в камеру смотрела вспугнутая алая рыбка. В следующее мгновение она исчезла.

Я обернулся к женщине за моей спиной.

– Вы видели?..

Она видела, но, похоже, вовсе не удивилась. У меня по коже побежали мурашки. Какой толщины камень под нашими ногами? Какова длина троса?

Раджендра вынырнул под островом. С губ его сорвался странный всхлип, который мог означать что угодно, от восторга до ужаса. Загубник сильно искажает звуки, и все, что я разобрал, – изумленное сопение. Он погружался в подземный океан, вода вокруг становилась все более прозрачной. В луче фонаря проплыла целая стайка бледных маленьких рыбок, за ней – метровый морской дьявол с застывшей улыбкой, процеживающей планктон. Я потрясенно поднял глаза от экрана. Не может быть, чтобы это все творилось у нас под ногами.

Лебедка остановилась. Раджендра поглядел вверх, на Безгосударство, покачал фонарь.

Камень скрывало молочно-белое клубящееся облако. Тонкие известковые частицы? Я опешил. Почему они не падают? Даже на череде неподвижных кадров было видно, что марево постоянно движется, мерно бьется о скрытый камень. Иногда нисходящая струя увлекала пузырьки газа на несколько метров вниз, но рано или поздно те снова взмывали к облаку. Раджендра ворочал непослушный фонарь, пытаясь направить луч в нужную сторону; мне на мгновение стало страшно, что он не справился, но тут усилия увенчались успехом.

Более сильная восходящая струя прозрачной воды ударила в млечное облако, и занавес на мгновение разошелся. Луч и камера запечатлели это событие, показав комковатую поверхность известняка, заросшую морскими уточками и бледными бахромчатыми анемонами. Следующий кадр был уже расплывчатым; белое марево еще не затянуло камень, но он пошел рябью, исказился рефракцией. В первую секунду мы видели его сквозь чистую воду, теперь – сквозь воду и воздух.

Под островом постоянно скапливается воздушная прослойка, подпитываемая сочащимся из каменной пены кислородом.

Раз есть воздух, то на поверхности воды возникают волны в привычном понимании этого слова. Каждая волна, ударяющая в рифы, порождает отголосок, который пробегает под островом.

Понятно, почему вода мутная. Подошву Безгосударства беспрерывно скребет огромный мокрый напильник. Волны размывают береговую линию, но они, по крайней мере, не захлестывают далеко. Здесь разрушение идет по всей площади суши, до самого гайота.

Я снова обернулся к женщине, знакомой Раджендры.

– Известковый детрит, крохотные частицы, должны терять воздух, плавучесть. Почему они не падают?

1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 103
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?