Этим пыльным январем - Татьяна Луганцева

– С неделю.

– И вы ничего не предпринимали, кроме выключения телефона? – Яна напряглась, словно гончая, взявшая след.

– Ничего, – смутилась девушка. – А что мы могли? Идти в полицию? С чем? Я все думала, что это пройдет, что кто-то пошутит и перестанет.

– Сколько вам лет, Анна? – не слишком тактично поинтересовалась Цветкова.

– Двадцать четыре. – Яна бросила несчастный взгляд почему-то на Гришу. – Я знаю, что вы хотите сказать… Что мне не пятнадцать, и я уже взрослая девушка, и нельзя быть такой наивной и бестолковой… В этом всецело моя вина, и я полностью с вами согласна. Я родилась с редкой и тяжелой болезнью, связанной с серьезным нарушением минерального обмена.

– «Хрустальный ребенок»? – скользнул по ней взглядом Гриша.

– Точно! Да, для меня малейший удар, падение и даже крепкое рукопожатие может закончиться тяжелейшим переломом, после которого я и встать-то не смогу, если это будет шея или позвоночник.

– Хромаете из-за этого?

– Да. Мама говорит, что в детстве я получила сложнейший перелом бедра, что такое бывает только в старческом возрасте. С тех пор я хромаю, хотя говорили, что и ходить не смогу. Так я и осталась жить дома. Мне нельзя было ходить в садик и школу, мне нельзя было играть и общаться с другими детьми – для меня это смертельно опасно. Я окончила школу экстерном, получила два высших образования заочно… Наверное, еще буду учиться, это единственное, что я могу, единственное, что мне интересно, единственное, что мне остается… Поэтому вы не думайте, что я совсем того… дурочка. Но вот что касается реальной жизни, приспособленности к ней, в этом я – ноль. Вы правы. Я ничего не знаю и не готова к реальности.

– А мы ни в чем тебя и не обвиняем! – сразу же сказала Яна. – Если ты из-за своей болезни не общаешься с людьми, не выходишь в свет, в этом твоей вины нет.

– А сколько у тебя было переломов? – поинтересовался Гриша.

– Мама говорила, что около пятнадцати. Я очень берегусь.

Яна вдруг поняла, что расстеленные по всей квартире ковровые дорожки – это неспроста, и круглый стол без углов – тоже.

– А просто так звонить и хулиганить никто не может? – спросила она.

– У нас очень ограничен круг знакомых, и все они – приличные люди без психических отклонений. Я уже всякое думала: что объявился маньяк и ему хочется инвалида, что… Самые страшные мысли лезут в голову.

Тонкие руки Анны продолжали трястись, она и сама не замечала, что добавляет в свою чашку чая уже десятый кусочек сахара.

– А хоть одно слово вам кто-нибудь сказал по телефону? Хоть одно? – спросил Григорий.

– Один раз одно слово – «Убирайтесь!». Сказано было глухо и непонятно, но вроде бы именно так.

– Это уже угроза, но она ненаказуема, так как бездоказательна. А кому вы нужны?

– Так это и удивительно! Кому мы с мамой нужны? Живем тихо, скромно…

– Если слово «убирайтесь» прозвучало, то, скорее всего, нужно ваше жилье, а не вы, – отметила Яна, сама себе не веря, потому что такое жилье и врагу не пожелаешь.

– Один раз мама обронила, что кто-то хотел нашу землю. Ну, типа пара бараков сносится, и огромный комплекс построить можно.

– Построить-то можно, но вряд ли подобные деятели звонили бы вам домой и молчали в трубку. Они действуют по-другому. Обычно расселяют дом, предоставляют людям жилье и уже забирают их дом или землю, – пояснил Григорий.

– Много ты знаешь, как они действуют! – покачала головой Яна. – Может быть, тут замешаны не очень честные люди. Я слышала жуткие рассказы о «черных» риелторах.

В этот момент снова раздался телефонный звонок. Анна охнула в голос, закрыв рот ладошкой.

Яна подпрыгнула на месте и схватила трубку:

– Да? Я слушаю вас. Алло? Кто это? Может быть, хватит? Что за молчание?

Гриша выхватил у нее трубку и громко спросил:

– Что тебе нужно?! Зачем ты терроризируешь двух беззащитных женщин? Тебе слабо поговорить со мной, подонок?!

Он гневно метнул трубку на место.

– Ну что? – спросили девушки.

– Разъединился.

– Может быть, теперь отстанет? Все-таки услышал мужской голос, понял, что мы тут не одни, – с надеждой в голосе сказала Анна.

– Или он, наоборот, разозлится, что с ним так жестко говорили, – задумалась Цветкова, мешая ложкой чай, хоть там не было ни одного кусочка сахара. Да и вообще она не пила чай.

– Я так рада, что сейчас не одна. Я даже не верю, что у меня в гостях такие люди. – Аня пребывала в состоянии эйфории.

– Да мы обычные люди! – отмахнулась Яна. – А иногда с нашим появлением у других людей даже начинались неприятности. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не в этот раз! А Гриша – сама ходячая неприятность.

– Не утрируй. Но мы постараемся помочь, – откликнулся он и посмотрел на часы.

– Вы уходите? – выдохнула Аня, и столько в этом было отчаяния и ужаса, что сердце Яны сжалось.

– Тебе тоже здесь одной не стоит оставаться, пока мама в больнице. Сходила бы куда-нибудь…

– Я не выхожу из дома… Поймите меня правильно. Я не дурочка, но, наверное, что-то во мне есть ненормальное. За годы, проведенные в доме, я психологически замкнулась и…

– И?

– Я совершенно не выхожу на улицу. Я жутко боюсь. Нет, это мягко сказано. От боязни, что я тут же что-то сломаю на лестнице, на улице, в транспорте и испытаю сильную боль, я просто деревенею. Ужас охватывает меня всю с ног до головы, я теряю сознание, а от этого я точно падаю… В общем, я не хочу вас грузить, просто поверьте мне, я не могу…

– Но ты ведь даже и не пробовала выходить? – предположила Яна и поняла, что попала в самую точку. Потому что девушка покраснела и стала нервно теребить кусок хлеба.

– Анна, а какие высшие образования вы получили? – спросил Гриша.

– История, литературная критика, перевод…

– У вас должен быть компьютер, ведь вы все материалы брали из Интернета?

– Так и было. Вузы коммерческие, я и сессию сдавала по Интернету. За учебу в первом вузе платила мама. Спасибо ей. Без нее я бы не выжила. Ее забота не имела границ. А во второй вуз я уже и поступила сама, и оплачивала сама. Я работаю на дому – статьи, переводы…

– Вы очень хорошо общаетесь и с живыми людьми, несмотря на замкнутый образ жизни, – сказал Гриша, допивая чашку чая.

– Я общаюсь через Интернет и много читаю.

«И поэтому даже при разговоре с нами все время шевелишь пальцами. То сахар перекладываешь, то хлеб щиплешь. Словно стучишь по клавишам. Такая уже психологическая привязка, чтобы речь шла ровно», – отметила Яна, сама себе ставя пятерку за наблюдательность.

– Человек должен общаться, – кивнул Гриша. – А сейчас о вашей попытке выйти из дома… Хотя… стоп! Я сделаю один звонок в одно засекреченное место одному засекреченному парню. Скажите мне, Аня, свой домашний телефон. – Выслушав ответ, он достал мобильник. – Серега?.. Привет. Просьба очень большая и очень срочная. На один номер… Да, домашний. Все время кто-то звонит и молчит… В течение последнего времени. Да, возьми пару недель… Что?.. Нет, в полицию не обращались, не бизнесмены и не известные люди… Угроз фактически не было… Нет, замкнутая семья. Девушка-инвалид из дома не выходит. Разговоры, то есть молчание с одной стороны и безответное «алло!» с другой стороны, длятся секунд двадцать… Да, именно… Мы, то есть я, сейчас здесь, и нам как можно скорее нужен хоть какой-то ответ… Все! Пока!