Сама невинность - Ольга Дашкова

— Красавчик, Стас, — Макс все не унимался.

— Не знаю, кто я, но Катя, она невероятная, такая настоящая, открытая, чистая, ее нельзя не любить. Я пропал ровно за два дня, думал, такого не бывает, уж со мной точно, не было, и быть не может. Все время смотрел на Макса и поражался, откуда столько страсти, чувств, эмоций. А теперь понимаю, меня самого так же распирает от моей любви к ней.

— Стас, кончай, я щас заплачу. И прошу тебя, не впускай к себе домой мою Яну, если она увидит кота, нам придется искать по подворотням такого же, я этого не вынесу.

— Макс, закрой уже рот, — Алексей Владимирович похлопал Стаса по плечу и заглянул в глаза. — Не обижай девочку.

— Никогда.

— Ты не замечал, последнее время ничего странного не происходит вокруг?

— Да, вокруг все только и странное, после того, как Катя появилась, коты, женихи, звонки, эти попытки насилия.

— А вот это уже другое странное совпадение, о котором я хотел поговорить.

— Что за совпадение?

— Другой номер телефона, который ты мне дал, принадлежит человеку, которого я знал, очень давно знал. Его имя Тихонов Алексей Николаевич.

— Тихон? Тот самый Тихон?

— Да, Максим, тот самый, я проверил не один раз.

— Постойте, я ничего не понимаю, вы знакомы с тем мужчиной и знали его раньше?

— Да, но где он сейчас, узнать не удалось, сим карта зарегистрирована на его имя, я отправил парней еще рано утром проверить охранное предприятие, на котором он работает, там сказали, что Алексей Николаевич еще не приносил никакие документы для устройства на работу, взял несколько дней, чтоб подумать. Больше его никто не видел. Ни зарегистрированной недвижимости, ни автомобиля на нем не числиться.

— Ну и где нам теперь его искать?

— Ребята работают, найдут, не переживай, Стас.

— Катя, она ведь сказала, откуда она, но, ведь именно в тех краях, — Макс до этого несколько минут сидевший молча, о чем-то думая, начал говорить, но тут же осекся.

Алексей Владимирович строго посмотрел на брата, полоснув острым взглядом, и поджал губы. Макс замолчал, понимая, что затронул тему, которая была в их семье табу. И не потому, что этого отрезок своей жизни Алексей стыдился, ему не было стыдно ни за один прожитый день или совершенный поступок, а потому, что больно было вспоминать тот период двадцатилетней давности.

Казалось, что двадцать лет — это целая жизнь, а вышло, что ничтожно мало, что и забыть не удалось всё, что забыть хотелось, все, что забыть старался, но никак не получалось. Эта девочка, Катя, еще там, на дороге, всколыхнула в нем это прошлое. Своими чистыми, синими глазами, и ямочками на щеках.

Весна на север приходит поздно, был март, а тут все еще сугробы, валит снег, промозглый ветер, от которого некуда спрятаться. Колония-поселение ИК–15, наверняка, ничем не отличалась от других таких же себе подобных: мрачно, серо, обреченно. Но и здесь жили люди, как умели, как могли.

Можно сказать, Алексею Грекову в его двадцать пять крупно повезло, он попал в колонию-поселение, где можно днем спокойно передвигаться, некая иллюзия свободы, все лучше, чем смотреть на ту свободу через решетку окна камеры. Двадцать пять, тот возраст, когда ты осознаешь и понимаешь всю тяжесть и ответственность своих поступков, вот и Алексей понимал, что отвечать придется, когда ввязался в драку. Решил разнять две подвыпившие компании, но четкий и верный удар профессионала поставил крест на его спортивной карьере, на той жизни, которую он себе запланировал.

Пострадавший остался жив, но были проблемы со зрением и слухом. Парень, его ровесник, оказался сыном очень небедного и влиятельного человека, и было уже не важно, кто начал драку, кто в нее ввязался случайно. Алексею Грекову дали срок за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Со всеми смягчающими обстоятельствами призера, чемпиона, гордость и надежду Российского бокса приговорили к пяти годам колонии — поселения, так сказать, ушел на пике.

Люди вокруг были злые, но терпимые, Алексей работал, как все, ждал, как все, окончания срока, не дергался, как его просили, и не нарывался. Но всегда найдется та гнида, которая сделает еще хуже там, где хуже вроде уже некуда.

— Так кто он такой, этот Тихонов?

— Алексей Николаевич Тихонов, заместитель начальника ИК–15, крыса и последняя тварь. Его перевели через полгода, молодой, дерзкий, наглый, знаете, из тех, кто очень любит власть, но без погон ничего из себя не представляет, так, кучу дерьма.

— Между вами что-то случилось?

— Случилось.

Мужчины не слышали, как из спальни тихо вышла Катя, прошла на цыпочках по коридору и замерла за спиной Леши, которой, открыв рот, слушал, что рассказывает этот странный мужчина.

— Случилась девушка, как Стас говорит, накрыло. Девушка Лида, такая же свежая, красивая, синие глаза. Я, когда увидел ее, подумал, что галлюцинации, не может она быть здесь, в этом месте. Оказалось, она живет в соседнем городке, приезжает рано утром, в пекарню, поэтому ее и не видно днем. Меня поставили разгружать муку, там я и встретил ее.

Мужчина словно погрузился в воспоминания, а Катя стояла, прижав ладонь к губам, на глазах наворачивались слезы, ведь Алексей Владимирович говорил о ее матери, точно о ней, сомнений быть не может.

— И что, что вышло? Алексей! Сколько вы встречались?

— Две недели. Ничего не вышло, она просто исчезла, пропала.

— Как может просто так пропасть человек? Вы узнавали, спрашивали?

— Узнавал и спрашивал. Вернулся туда через несколько лет. Меня после драки с тем самым замом, Тихоновым, перевели в другую колонию. Я объездил все расположенные рядом с поселением городки, села и деревни, но Лиду Емельянову никто не знал, или знали, но девушку под другой фамилией, которая давно здесь не живет.

— Екатерина, с вами все в порядке? Вы который день летаете в облаках. Я понимаю, вы у нас особенный работник, но или работать, или на самом деле идти отдыхать.

Маргарита выпалила все это, просто проходя мимо стойки ресепшена, где Катя складывала стопочкой маленькие полотенца, но задумалась, и все они полетели на пол.

— Я работаю, Маргарита Павловна.

— Ну-ну, я вижу.

У Кати на самом деле валилось все из рук, она не могла толком ни спать, ни есть. Там в коридоре, несколько дней назад, когда она услышала разговор мужчин, она не вышла и не сказала, что Алексей Владимирович говорит о ее матери. Не точно, конечно, но она была больше чем уверена, Лида — это ее мать. Тогда, получается, Алексей Владимирович — ее отец?

Она словно впала в ступор, медленно ушла обратно в комнату. Мужчины еще о чем-то говорили, потом все ушли, даже Леша. Стас заглянул, сказал что-то про машину и сервис, она лишь кивнула, продолжая сидеть на одном месте.