Восстание вассала - Александр Смоленский

Мацкевич молчал. Уж кто-кто, а он всей своей прошлой жизнью, сначала в КГБ, а затем и ФСБ в качестве начальника аналитической службы этих серьезных ведомств, знал цену словам и собственным суждениям на тот или иной счет. Сейчас ему предлагали высказаться по столь деликатному поводу, что невольно задумаешься о смысле и последствиях сказанного. Ко всему еще, он не мог никак избавиться от, мягко говоря, личной «несимпатии» к Данисту в бытность его олигархом и «несочувствия» – в бытность заключенным. Но это, как говорится, его право.

Что бы он сейчас ни сказал, сегодняшними посиделками за пловом история не закончится. Наверняка Духон захочет продолжения – на то он и босс. Да, конечно, он тоже бывший олигарх, но ведь именно он пять лет назад подобрал его, Мацкевича, практически с улицы…

Хотя, кто знает, окажись он случаем на службе у олигарха, которого посадили, может, и с ним бы смирился, как смирились многие коллеги, оказавшиеся сначала не у дел, а потом под крылом разных олигархов. Впрочем, чего гадать?! Его не об этом сейчас спрашивают.

– Вы спрашиваете меня, что за люди ищут подтверждения гибели этого заключенного? По первому ощущению, все, кто угодно, но не ФСБ. – Мацкевич усиленно потер переносицу, словно у него именно там находился центр ощущений. – Сдается мне, что не ФСБ. Погиб? Как говорится, кобыла с возу.

А вот искать подтверждения его гибели могут, помимо родителей, все, кто угодно. Например, подельники по бизнесу – типа, мол, не рассчитался. Или другие подельники, которые стерегут добро олигарха, при этом спят и видят, скорей бы тот удавился или вот, как случилось, погиб. Естественно, не терпится заняться распилом «наследства».

Мацкевич уже загнул три пальца в своей сухонькой ладошке, но свободные еще были.

– Плохо же вы о людях думаете, Леонид Сергеевич! – язвительно заметил Бахтин.

– Простите, Борис Фиратович, но сейчас вы обо мне подумаете еще хуже. Поскольку не исключаю, что даже самим адвокатам господина Даниста необходимо точно знать, что с ним случилось. На то могут быть самые разные причины. От реальных до самых фантастических. Вот и вас этот, как я слышал, питерский адвокат развел втемную.

– Это вы серьезно? – уже готов был обидеться Борис Фиратович, но уверенным жестом все той же сухонькой ладошки Мацкевич остановил его.

– Сейчас я выскажу самое невероятное предположение, – тоном, напоминающим треск ломающегося льда, сказал аналитик.

Вся троица за столом невольно подалась к нему, стараясь не пропустить ни слова. В зале неожиданно стало тихо, будто все, кто находился в нем, собрались слушать, что скажет Мацкевич.

На самом деле, как назло, пианист перестал играть. Он деловито пересел от инструмента за специально сервированный столик, как бы наглядно демонстрируя правоту великого постулата, что одной духовной пищей сыт не будешь.

– Когда-то, на заре своей аналитической службы в комитете, я услышал любопытную историю, как некие силы в Москве предприняли попытку свалить тогдашнего начальника нашего ведомства. Видно, кому-то он крепко наступил на мозоль. Не получилось! Наш шеф якобы был личностью кристальной чистоты, так что прижать за что-либо – ни по партийной линии, ни по службе – его недоброжелатели не смогли.

Мацкевич сделал несколько глотков минералки и внимательным взглядом оглядел компаньонов. Их лица, увы, не выражали ничего, кроме скуки. «Ничего, сейчас очнутся», – с явным удовольствием предположил Леонид Сергеевич.

– И тогда они решили просто его убрать. Разумеется, чужими руками.

– В каком смысле «убрать»? Что, физически? – перебил Бахтин.

– Именно так. И, представьте себе, разыскали исполнителя. Тогда это было сложнее, чем нынче. Нашли человека, которого «стараниями» нашего шефа упекли на пятнадцать лет. Причем, как меня тогда шепотом просветили, без особых оснований для столь жесткого приговора. Говорят, были приятели молодости, словом, личные отношения…

Мацкевич заметил оживление за столом. «Наконец-то, – внутренне вдохновился он, – стало доходить».

– Как видите, в мире ничего нового не происходит. Пардон, я несколько забежал в мыслях вперед. Сейчас поясню, – продолжил Леонид Сергеевич, быстро сообразив, что его последняя фраза осталась непонятой. – Так вот, человека того нашли, а вытащить его из зоны практически было некому. Шеф быстро перекрыл бы всем кислород.

Поэтому те мудрецы ничего лучше не придумали, как обратились к самим зэкам, точнее, их паханам. Те, недолго думая, инсценировали убийство потенциального киллера, а еще через какое-то время его доставили в Москву.

– Убил? – не выдержал затяжного повествования Багрянский. – Что-то я не помню после Кирова никакого политического убийства.

– Да подожди ты со своими историческими параллелями, – одернул приятеля Духон.

– Не убил, – тем не менее ответил Мацкевич. – Тяжело ранил, то ли в почку угодил, то ли в живот, но так попал, что шеф, можно сказать, пока еще несколько лет жил – очень сильно мучился. Вам понятно, господа, к чему я клоню?

– Понятно. В смысле, что ни хрена не понятно, – попытался выразить общее мнение Багрянский.

– За себя отвечайте, уважаемый, – мигом осадил его адвокат. – Вы хотите сказать, что Даниста могли выкрасть и тайно привезти в Москву?

– О как! А говорите – непонятно. Только не надо все понимать так буквально, господа.

– Да, история любопытная. Для чего вы тогда ее рассказали нам, Леонид Сергеевич? – простодушно спросил Духон.

– Красивая версия, не более того. Правда, недодуманная. Оттого, возможно, и фантастическая. Так что к ней можно относиться лишь как к версии. По крайней мере, пока, – терпеливо пояснил Мацкевич.

Разом забыв о еде, компания дружно загудела. Загудела несолидно, можно сказать, по-мальчишески. Все стали перебивать друг друга, лишь бы быть услышанными. Когда продолжать разговор в таком стиле стало практически невозможно, Бахтин довольно громко прикрикнул:

– Стоп! На правах старшего по возрасту в нашем коллективе прошу угомониться.

– Старшего, но не стар-шó-го! – игриво парировал Духон. – Шучу. Если вы, Борис Фиратович, собрались делать выводы, то, пожалуйста, короче.

– Не волнуйтесь. Я буду краток. Если мы все-таки готовы предпринять собственное расследование, то могу ли я об этом сказать своим коллегам?

– Ни в коем случае, – возмутился обычно хладнокровный Мацкевич. – Еще накликаем на себя беду. Прежде я все же наведу справки. Быстро! А потом пускай Александр Павлович решает.

Покидали кафе «Барбарис» в неровном расположении духа.

Багрянский на ходу шептал приятелю нечто типа: теперь ты представляешь, какая может сложиться история? Духон неуверенно кивал головой, а Бахтин горячо убеждал Мацкевича в том, что ему надо самому съездить в командировку. Куда, правда, не уточнялось.

Пожилой пианист вновь забренчал на пианино очередную мелодию, но это уже было лишним. Посетителей в зале не осталось.