Вещные истины - Рута Шейл

Входная дверь отворяется настежь.

– Зайди, – говорит Бесков. Пропускает меня, а сам остается на веранде и лезет в карман за сигаретами.

С первого шага становится ясно, что второй будет ошибкой.

Я не знаю, как пахнет горелая плоть, но сходу узнаю этот запах. И мне кажется, что теперь он останется со мной навсегда.

Скосив глаза на дверной проем, ведущий в кухню, я быстро отворачиваюсь.

Там ноги. Длинные бледные стопы с трещинами на пятках и толстыми желтыми ногтями. Поверх вьется тонкий провод кипятильника.

Сдержав рвотный позыв, я вылетаю на крыльцо.

– Дай. Мне надо.

Поколебавшись, Бесков протягивает мне пачку. Я склоняюсь над зажигалкой в его ладонях, но не знаю, что делать дальше. При виде такой беспомощности он сам втягивает огонек кончиком сигареты и передает ее мне.

Я набираю полный рот дыма и не спешу выдыхать.

– Это не он. Не Герман. Это его отчим.

– Я догадался. Староват для твоего приятеля. Больше в доме никого нет, в других комнатах – несколько затертых рейсте.

– Отвези меня домой. Пожалуйста. Домой, в Железнодорожный. Я помню, что для тебя это далеко, но…

– Дело не в расстоянии. Идем.

Мне позарез нужно кого-нибудь обнять. Не просто обнять, а вцепиться, будто изголодавшийся вампир, и впитать чужое тепло, потому что свое давно на исходе. Если б только кто-нибудь взял бы меня на руки и избавил от необходимости снова заставлять свое тело двигаться… Кто-то, кто был бы сильнее и мудрее меня. И сказал бы… Он сказал бы мне: «Ты не первая. Люди вообще невероятные существа… Отталкивают тех, кто к ним добр и теряют голову от палачей. Видят свет в кромешной тьме. Прощают то, что невозможно простить. Жертвуют собой ради тех, кто этого не заслуживает, но… Возможно, имеет смысл просто его выслушать?»

Нет, никто не дает мне советов. Это всего лишь голос в моей голове. Мы идем к калитке, не оборачиваясь, каждый в своей тишине. Небо светлеет. И Бесков говорит: «Я отвезу тебя туда, где ты будешь в безопасности». Я слишком устала, чтобы спорить. Он говорит: «Сейчас тебе нужно делать все, что я скажу. Это важно». Я снова молчу. А он: «Сожми мою руку, если да».

И подхватывает меня за миг до падения.

Если раньше дом на Кройц-штрассе казался мне на редкость тихим местечком, то утром становится ясно, насколько сильно я ошибалась. Ровно в шесть все вокруг приходит в движение. Лежа на кровати в маленькой комнате, обставленной только самым необходимым, я слышу, как надсадно воют старые водопроводные трубы. Хлопают двери. Комнатой выше кто-то расхаживает на каблуках, и каждый «цок» вонзается в мою и без того больную голову, заставляя вспомнить китайскую пытку водой. Я поворачиваюсь на бок и зарываюсь под одеяло в надежде снова уснуть, но проклятый шум не оставляет шансов, к тому же, сильно хочется пить. Я с трудом открываю глаза, тащусь к окну и прижимаюсь лбом к прохладному стеклу. Становится немного легче. Внизу, на заднем дворе, который я раньше не видела, в окружении цветочных клумб белеет фигура каменного юноши. Склонившись над чашей фонтана, он словно любуется своим отражением в неподвижной глади воды. С двух сторон фонтан огибает выложенная булыжником дорожка, уходящая в никуда, то есть, прямо в витую решетку ограды. Возле дома дымит выхлопной трубой черный микроавтобус с крупными буквами «Осторожно, дети!» на борту. Рядом прохаживается дядька в растянутой майке и шортах.

«Здесь не тюрьма, – вспоминаю я. – Здесь убежище».

Интересно, где в этом убежище ванная?..

Краем глаза я ловлю свое отражение в зеркале старинного трюмо. Увиденное ужасает. Я открываю все ящики подряд, но они, как назло, пусты, только в нижнем сиротливо приютились чернильница и деревянная ручка с пером на конце. Скрутив грязные волосы в узел, я закрепляю их на затылке этой самой ручкой и отправляюсь на поиски благ цивилизации.

Меня не покидает чувство, что вокруг – музей, где экспонаты можно трогать руками и даже переставлять с места на место. Еще здесь пахнет невообразимой смесью туалетной воды и всевозможных дезодорантов. Сквозь шлейф парфюмерной лавки едва пробивается запах еды – колбаса, что-то жареное, кофе… Проглотив слюну, я оставляю за спиной рабочий кабинет, из которого можно выйти сразу в четырех направлениях, прохожу через небольшой пустой коридор и оказываюсь в столовой. Портрет Рихарда Кляйна встречает меня усмешкой узнавания. А может, это горькая ирония хозяина, свысока взирающего на разруху в собственном жилище.

Я словно оказываюсь в школьной столовой. Воздух звенит от голосов на разных языках. Стол завален грязной посудой, и повсюду подростки – они стоят, сидят, болтают с чашками в руках. Кто-то молча жует с огромными наушниками на голове, кто-то на бегу хватает кофейник и скрывается за противоположной дверью. Меня замечают две почти одинаковых девушки с блестящими от загара плечами и прическами спортсменок по синхронному плаванию, одна из них дружески машет рукой. Я слышу «Ola», «Bonjour», «Dzien dobry» и что-то еще, что интуитивно понимается как приветствие, бормочу заученное школьное «good morning» и протискиваюсь к окну, где к огромной своей радости замечаю Ольгу – она сидит на софе, уютно поджав под себя ноги, и смотрит в книгу. Я устраиваюсь рядом в той же позе. Бутерброды, лежащие на кофейном столике рядом с нами, пахнут просто умопомрачительно.

– Бери, – говорит Ольга, не иначе как третьим глазом разглядевшая плотоядное выражение моего лица. – Кофе тоже, я еще не пила.

Я набиваю полный рот хлеба, хватаю с подноса тарталетки и одну за другой отправляю их за щеки. Заливаю все это остывшим латте и невнятно благодарю. Ольга кивает в знак того, что услышала.

– Если хочешь добавки, – говорит она, – надо попросить Эрну. Ее можно найти в кухне на первом этаже, а можно подождать, пока она сама сюда придет. Но вообще лучше завтракать позже, по утрам здесь сумасшедший дом. С ужасом думаю о том, что начнется в сентябре…

Тем временем на дорожке, ведущей к фонтану, появляется несколько ребят со спортивными сумками на плечах. Громко переговариваясь, они идут к микроавтобусу. Дверь плавно отъезжает в сторону. Сквозь тонированные стекла невозможно разглядеть, есть ли внутри кто-то еще.

– Куда это они?

Ольга мельком смотрит в окно и снова утыкается в книгу.

– На пляж.

– И у всех есть ключи?

– Разумеется. Если тебе нужно в город, заранее предупреждай об этом Эриха, он включит тебя в расписание.

Признаваться в том, что я все еще ограничена в свободе передвижения, отчего-то неловко. Пора бы обсудить это с Бесковым, думаю я и с тоской вскормленного в неволе молодого орла наблюдаю за тем, как очередная стайка парней и девчонок скрывается в автобусе. Несмотря на убийства и постоянные разговоры о шеффенах, они вовсе не выглядят напуганными. А ведь все они – рейстери. Уж не пытается ли Бесков, собрав их в «убежище», отмолить таким образом свою грешную душу?