Мертвый кортеж - Олег Бондарев

— Быстро работают его «птенцы», — отметил я.

— Да уж, — кивнул Кротовски. — Ну а после этого Моукер позвонил, видимо, кому-то из своих палачей и велел, дословно, «разобраться с Гейлом Шуйцем».

— Это все?

— Пока да.

— «Пока»? Выходит, твое второе ухо по-прежнему там?

— Угу.

— Что ж, отлично, — одобрительно кивнул я. — Хочу, чтобы ты продолжал слушать Моукера. Я должен быть в курсе всех его дел. Если он вычислит заказчика, я хочу, чтобы мы прижали вора к стенке раньше, чем это сделает пернатый.

— Хорошо, Гиллиган, — кивнул Бенджамин. — Я обязательно…

Он внезапно запнулся.

— В чем де… — хотел спросить я, однако Кротовски вскинул вверх правую руку, тем самым призвав меня к молчанию. Я послушно застыл, не слишком понимая, что происходит. Прошло не меньше минуты, прежде чем Бен вновь опустил руку и, в ответ на мой вопросительный взгляд, любезно пояснил:

— Это Моукер.

— Так ты сейчас, вроде как, его подслушивал? — догадался я.

— Угу. В принципе, трудно было не обратить внимания на его вопли. Пернатый в бешенстве, Гиллиган. Орет, как резаный. Буквально рвет и мечет.

— Ну, еще бы! — фыркнул я. — Он ведь, похоже, снова остался без своего артефакта.

— Дело не только в этом, — мотнул головой Кротовски. — Помнишь тех двоих, кого ты принял за телохранителей Шуйца?

— Ну да.

— Так вот на самом деле они-то и были палачами Пересмешника.

— Что? — Я округлил глаза. — Но… кто тогда мог их убить?

Бенджамин лишь пожал плечами.

— Судя по всему, Моукер хочет это узнать не меньше нашего, — сказал зомби, хмуро глядя на меня.

В подвале воцарилась тишина.

Похоже, в нашем деле внезапно объявилась третья сторона.

* * *

— По-моему, она отвратительна, — заметила Эмма, когда Бычара, сидя на краюшке кровати, в очередной раз рассматривал шкатулку.

Он оглянулся через плечо; миссис Хорник, встав на колени и вытянув шею, пыталась со своей койки рассмотреть, что у мужа в руках.

— Ты это о чем? — не сразу понял Бак.

— О шкатулке, которую ты вертишь весь вечер. Она отвратительна.

— А. Что ж, может, и так, — хмыкнул Бычара. — Мне-то, видишь ли, на ее внешний вид наплевать. Гораздо важней то, что лежит внутри.

— А что там? — спросила Эмма с нескрываемым любопытством.

— Артефакт невиданной силы, — нехотя пояснил Хорник.

— Почему «невиданной»?

— Потому что ее не видно ни хрена. — Бак в сердцах сжал шкатулку обеими руками, отчего та жалобно хрустнула. — Ничего. Завтра приедет оценщик, разберемся.

— Так это взаправду какой-то артефакт? — не унималась девушка.

— Да ерунда это, если взаправду, — со вздохом ответил Бычара. — Веришь, нет, там внутри — иголка с ниткой. И все. В общем, надо с оценщиком эту штуковину осмотреть, тогда будет понятно, не зря ли я ее… раздобыл.

— О, ясно. Что ж, надеюсь, он не обманет твоих ожиданий.

— Я тоже надеюсь. — Бак поднялся с кровати и, пройдя к сейфу, поставил шкатулку на полку. — Пусть пока тут побудет. От греха подальше.

Он закрыл дверь и на всякий случай подергал за ручку, проверяя замок.

Порядок.

Ни один уважающий себя «медвежатник» не взялся бы открывать подобный сейф: надежностью своей он не уступал знаменитым влайзеповским хранилищам, чьи замки не брали ни инструмент, ни магия. Единственный способ добраться до содержимого — перебрать все возможные комбинации, но, с учетом того, что код состоит из семи цифр, на подобный подвиг не осмелился бы даже самый усидчивый в мире тролль.

Бычара забрался под одеяло и уставился в потолок. Он слышал тихое дыхание Эммы, лежащей на соседней кровати, слышал, как под порывами беспощадного осеннего ветра дрожат стекла в оконных рамах. Бак думал о завтрашнем дне, о грядущем визите Луиджи Берника, который на самом деле вовсе не оценщик, а самый настоящий стихийный маг, просто Эмме об этом знать не следует… И уж если даже Луиджи скажет, что иголка с ниткой абсолютно бесполезны, тогда шкатулку действительно впору будет выкидывать.

Ну, или, как вариант, можно будет ради смеха вернуть артефакт Пересмешнику — он ведь так его ждал. Подбросить в почтовый ящик или на коврик у двери поставить, постучать и спрятаться в ближайшем кустарнике, чтобы оттуда понаблюдать за его реакцией.

Хорник невольно улыбнулся, представляя, как бы это выглядело со стороны.

— О чем ты думаешь, Бак? — внезапно спросила Эмма.

— О разном, — неохотно буркнул хозяин Востока.

— Скажи, Бак… — После непродолжительной паузы девушка заговорила вновь: — А ты уже размышлял о… о наследнике?

— Что? — оторопело переспросил Бычара.

Он повернул голову и удивленно посмотрел на Эмму. Она тут же отвела взгляд, уставилась в потолок, и, явно стесняясь, попыталась объясниться:

— Ну, рано или поздно ведь настанет момент, когда ты уже не сможешь сам управлять своими… делами. Момент, когда тебе потребуется передать дела своему сменщику.

Девушка стрельнула глазами в его сторону, однако Бычара лишь недоуменно хмурился, силясь осмыслить услышанное. Попеременно краснея и бледнея, Эмма продолжила:

— Мы уже тринадцать лет живем с тобой под одной крышей, Бак. И моложе с годами не становимся. К тому моменту, когда тебе настанет пора уйти на покой, твой малыш должен быть готов занять твое место. Не может ведь пятилетний управлять делами вместо тебя? К тому же он, вероятно, не родится купцом или меценатом, и нам придется искать ему подходящую партию, а в Чернике браки, как ты прекрасно знаешь, заключают лишь по достижении восемнадцати лет. Нам следует учитывать все эти нюансы, если мы не хотим лишиться нашего богатства.

Бычара смотрел на нее, глупо хлопая ресницами. Никогда прежде Эмма не заговаривала с ним на эту тему, а сам он, сказать по правде, крайне редко задумывался о сыне.

Однако сейчас Бак внезапно понял, что девушка права, как никогда. Что с его «собачьей работой» будет большой удачей, если Хорник доживет до сорока, не говоря уже о пятидесяти или, тем паче, шестидесяти лет. А ведь ему уже тридцать один!.. И Эмме — столько же.

Может быть, сейчас самое подходящее время, чтобы решить эту проблему? Может, другого шанса уже не будет?

— Ты меня слышишь? — отвлекла его от мыслей девушка.

— Слышу, слышу, — рассеянно отозвался Бак. — И как бы согласен, что вопрос наследника, конечно, очень важный. Но… если честно, мне казалось, тебя все это не интересует.

— Почему же?

— Потому что мы спим в разных кроватях. Потому что мы муж и жена только на бумаге.