Суперканны - Джеймс Грэм Баллард

Внизу страницы от руки были приписаны еще четыре фамилии, каждая — с телефонным номером.

Мадемуазель Изабель Дюваль, секретарь доктора Гринвуда.

Мадам Кордье и мадам Менар, жены убитых заложников.

Филипп Бурже, брат убитого заложника.

Как это ни удивительно, все они — судя по телефонным номерам — так и проживали в Каннах и ближайших окрестностях, словно это жуткое преступление держало их крепкой хваткой: часть пагубного притяжения бизнес-парка, от которого никогда не уйти тем, кого однажды затянуло на его орбиту.

Пожилые игроки в boules[14]на Пляс-Делоне застыли в позах дзенских мудрецов, ожидая, когда удар металлического шара изменит геометрию их игры. Восхищаясь их выдержкой, я оставил свой «ягуар» на Рю-Ловер. На другой стороне шоссе «эр-эн-семь» располагались многоквартирные дома Антиб-Ле-Пен — огромного жилого комплекса, который занимал тридцать акров между Пляс-Делоне и морем; это был еще один из множества сверхохраняемых анклавов, которые изменяли географию и характер Лазурного берега.

Я приближался к похожей на крепостную башню будке, а камеры наблюдения, сидевшие, как горгульи, на карнизах, следили за мной. Я назвал себя охраннику, и, когда приглашение было подтверждено, он указал мне на Резиденс-де-ля-Паж — ближайшую к берегу группу из нескольких семиэтажных зданий. По обе стороны дорожки был высажен строгий декоративный сад во французском стиле, и, хотя ирригационная система постоянно подпитывалась из кирпичного сооружения, кустарники и цветы выглядели блеклыми и поникшими, а земля под ними была так нашпигована электронными трубочками-водоводами, что корни в таких условиях просто не могли прижиться. Все вместе они ожидали своей безвременной кончины и замены в конце месяца.

Высокие колонны с канелюрами поддерживали покатую крышу — неудачная попытка с помощью национальных архитектурных традиций выдать эту тюрьму для правящего класса за что-то другое. Беря пример с «Эдем-Олимпии» и Антиб-Ле-Пен, учредители тоталитарных систем завтрашнего дня будут делать их полезными и привлекательными, но замки их от этого не станут менее прочными.

Если эта современная утопия требовала от человека научиться выживать в новых условиях, то Изабель Дюваль с головы до пят — от бледно-серой косметики до шерстяного костюма ручной вязки — являла собой такой приспособившийся образец. Это была видная собой женщина лет под сорок с приятным, но невыразительным лицом, на котором отсутствовали любые эмоции. Приглашая меня зайти в свою квартиру, она походила на заместительницу директрисы в частной школе для девочек — почтенную матрону, которую обходили бессчетное число раз, назначая на директорскую должность других. Всякое чувство обиды тщательно подавлялось, заворачивалось в стерильную марлю и помещалось на безопасную дальнюю полку памяти.

— Мсье Синклер?.. — Улыбка ее мелькнула, как затвор объектива, — такое же мимолетное движение губ приветствовало администраторов «Эдем-Олимпии», приглашая их на анализ холестерина или обследование простаты. Я представился ей по телефону, объяснив, что Джейн заняла место Гринвуда, которого я посмертно произвел в близкого друга семейства.

Но, кажется, это не слишком убедило Изабель Дюваль. Ноздри ее подрагивали; возможно, виной тому был какой-то неприятный запах, исходящий от моей одежды (запах вонючей сигары из кабинета Мелдрама?). Она отодвинулась, дав мне, неуклюже ступающему, дорогу; к присутствию в своем кабинете посторонних мужчин она явно не привыкла.

— Мадам Дюваль, спасибо, что согласились встретиться со мной. Я, вероятно, кажусь призраком из прошлого.

— Да что вы! Разве я могла отказать старому другу Дэвида Гринвуда?

Она показала мне стул в гостиной. Балконная дверь выходила не на берег и море, а в маленький внутренний дворик, и отсюда были превосходно видны камеры наблюдения, притулившиеся под свесом крыши.

— Столько камер, — сказал я. — Вы снимаетесь в необычном фильме, который никогда не будет показан зрителям.

— Надеюсь, что не будет. Это значило бы, что система охраны дала сбой. К сожалению, на Лазурном берегу много воров. Говорят, что здесь у нас безопаснее, чем в сейфах Банка Франции.

— Я рад. Служба безопасности — она воров не впускает или вас не выпускает?

Я надеялся немного расшевелить ее этой безобидной шуткой, но она взглянула на меня так, будто я процитировал ей строки из Камасутры. Я понимал, что говорить о Гринвуде она будет неохотно. В то же время она, кажется, была заинтригована тем, почему я ввязался в эту историю: ее глаза не упустили ни одной морщинки на моих измятых брюках и скользнули по коряво остриженным ногтям, торчащим сквозь отверстия в плетеных сандалиях.

— Страшная трагедия, — сказала она. — Когда вы в последний раз видели Дэвида?

— Приблизительно год назад, в Лондоне. Я до сих пор не могу поверить в случившееся…

— Мы здесь тоже были потрясены. А некоторые — самым роковым образом. Позвольте спросить, откуда вы узнали мой телефон.

— Сказал кто-то в клинике. Кажется, секретарша Пенроуза. Точно не помню.

— Доктора Пенроуза? Меня это не удивляет. — Она скользнула взглядом по ближайшей камере наблюдения, словно давая ей знать, что нагловатый психиатр рыщет где-то поблизости. — Доктор Пенроуз сделал карьеру своей несдержанностью.

Я наклонился вперед, стараясь завладеть ее вниманием, которое блуждало где-то в отдаленных закоулках ее памяти.

— Мадам Дюваль, я хочу понять, что случилось двадцать восьмого мая. В Лондоне мы знали Дэвида таким трезвомыслящим.

— Он и был таким. Я его хорошо знала — ведь я служила у него секретарем. Конечно, в его благотворительной работе в Ла-Боке я не участвовала, — резко сказала она, словно выказывая свое неодобрительное отношение к этому приюту. — Теперь уже поздно об этом говорить, но я себя корю.

— Вы каждый день проводили с ним по несколько часов. Как вы думаете, что стало причиной его безумия?

Она разглядывала свой безукоризненно чистый ковер, на котором отчетливо виднелся случайный седой волос.

— Не могу сказать. Он никогда не делился со мной своими сомнениями.

— У него были сомнения?

— Как у всех. Жаль, меня не было с ним в последние дни. Кто знает, может быть, я бы ему помогла.

— Вас не было?

— Он попросил меня взять недельный отпуск. Это было в апреле — за месяц до случившегося. Он сказал, что собирается на медицинскую конференцию в Женеве.

— Вы, наверно, и билеты видели?

— И факс о бронировании номера в гостинице. Но профессор Кальман сказал мне, что Дэвид во время конференции был в клинике. По каким-то причинам он решил не ездить в Женеву.

Она говорила так, будто Гринвуд совершил по отношению к ней предательство, и я подумал, уж не считает ли она эти убийства проявлением некой неверности.