Свой среди чужих. В омуте истины - Иван Дорба

— Надо полагать, что откроет, победа в конечном итоге будет за Осью! Что вы так на меня смотрите? — повернулся ко мне Поремский.

—У французов другое мнение. У русских эмигрантов тоже. Ширится сопротивление. Немцы ужесточают режим, — и я рассказал о Лили Каре, Чернявском и движении «Интералие», потом объяснил причину своего приезда, вернее, бегства из Парижа тем, что не желал сотрудничать с Гуго Блайхером и выдавать своих русских, не согласных с политикой фашистов. И закончил просьбой переправить меня в Советский Союз, чтобы там исподволь воспитывать русских людей в духе солидаризма.

Поремскому, который вынашивал свою идею «молекуляр­ного солидаризма», мое предложение понравилось, и он вос­кликнул:

— Правильно! — и, поглядев на Байдалакова, умолк.

— Против такого желания возразить трудно. Россия требует глубокого и всестороннего лечения. Следует возродить ее ду­ховную жизнь, мораль... — Виктор Михайлович приосанился и продолжал: — У Гитлера есть весьма любопытные высказывания: по его утверждению, и это так, история человечества развивается согласно законам природы, и каждое их нарушение указывает на противодействие каких-то враждебных сил, которые приводят к его вырождению. Природа требует неравенства, подчинения низшего высшему. И частые бунты, или так называемые рево­люции, против установленного природой закона, призывая к установлению всеобщего равенства, напоминают функции ви­руса — паразитирующего микроба, который сначала медленно, потом размножаясь, все быстрей распространяется по всему миру и высасывает сначала изобилие, а потом и оставшиеся крохи. Постоянным инициатором, усугубляющим этот губительный процесс, является иудейское вероучение, их дьявольский закон. И если при помощи марксистского катехизиса или его очередного варианта вирус одолеет, его победа обернется пляской смерти над разумным человечеством... Да!.. Первая попытка к мирово­му господству евреев, как утверждает «Майн кампф», сделана в Древнем Египте. Дети Израиля отблагодарили здоровое обще­ство тем, что начали его подтачивать — подстрекать низшие слои к мятежу и вводить капитализм. И, таким образом, первым капиталистом оказался Иосиф, а первым «Лениным» — Мои­сей. Оба полукровки. В нашу эпоху евреи прибегают к тем же методам — французская революция, либерализм, демократия, большевизм. Россия, захлебывающаяся в крови миллионов жертв, — это всего лишь один из последних эпизодов их войны против гоев...—Виктор Михайлович поглядел на меня. А я сидел с еле заметной скептической улыбкой на губах и, наверное, по­думал: «Не очень-то его убедишь, впрочем, как и себя тоже!»—и продолжал:—А конечной целью еврейства является: низвергнуть элиту, которую сама природа поставила управлять народами, использовать массы с нечистой кровью, в результате чего насту­пит денационализация, полное и всеобщее отупление и полное господство «избранного народа» над гоями-роботами.

— Одним словом, Адольф Гитлер представляет мир эдаким хорошо обработанным огородом, в котором следует выпалывать сорняк, — резюмировал я. — Ив первую очередь — врага пла­неты, разрушителя цивилизации, паразита среди народов, сына Хаоса, воплощения зла, демона, который несет человечеству вырождение.

— Во время страшной инфляции, охватившей Германию в двадцатые годы, Гитлер выдвинул свое объяснение: в соответствии с «Протоколом Сиона» еврейство должно подчинить себе людей голодом. А насчет «выпалывания» был в какой-то мере прав, считая, что не только масонство и преступный мир, но и все рево­люционные движения привлекают в первую очередь психопатов, дегенератов, уродов. Рвутся к власти в первую очередь активные педерасты, садисты... Вот почему позже он уничтожил почти сразу же всех психопатов-штурмовиков, а вслед за тем около двухсот тысяч сумасшедших и убийц-рецидивистов. И приказал стерили­зовать всех тех, кто мог бы произвести неполноценное потомство: немых, уродов, душевнобольных и так далее.—Байдалаков умолк, видя, что Поремский порывался что-то сказать.

— Вот тут Гитлер абсолютно прав, и я убежден, что придет время, и рейх будет поминать его за это добрым словом. Как рассказывают военнопленные, в Советском Союзе все обстоит совсем по-другому. Начиная с элементарного воспитания — ре­бенка не пеленают: «Не мешайте нормальному развитию. При­рода сама все знает!», — он вырастает кривоногим! Потом, когда наступает самый ответственный момент привить ему чувство добра, красоты, любви, — снова окрик: «Не ломайте ребенку характер!»—и он превращается в эгоистического, своенравного звереныша. В результате значительная часть детей под влиянием окружающей среды, воздействия общей школы, где царит разврат; радио, печати, вырастает либо черствыми эгоистами, хамами и бездельниками, либо еще страшней — роботами! Послушным бараньим стадом. — Поремский повернулся ко мне и продол­жал: — Мне приходится все время сталкиваться с этими так на­зываемыми людьми со змеиной совестью, у которых ум — одна лишь хитрость, а вместо души — мертвящее себялюбие...

— А вместо сердца — пламенный мотор! — хохотнул я.

— Именно! Мотор!..

Дверь тихонько растворилась, и вошла Тамара Казанцева с подносом.

— А я вам кофе принесла!

— Спасибо, Тамара! — поднялся Виктор Михайлович. Мужчины последовали его примеру.

Усевшись после ее ухода и неторопливо прихлебывая горячий желудевый кофе, продолжили разговор. На этот раз темой была работа с военнопленными. Как сделать их своим послушным орудием?

Глядя на их красивые самодовольные лица и слушая уве­ренные голоса, я думал:

«Вы оба великие мастера напустить туману, представить себя эдакими борцами за святое дело под знаменами солидаризма! Увлечь романтикой, которую так жаждет задыхаю­щаяся среди мелких эмигрантских дрязг русская молодежь! Увлечь на путь террора и этим «помочь Святой Руси свер­гнуть коммунистическое иго». А не лучше ли, не честнее в этот решающий для Отечества час, когда ему грозит гибель, стать на защиту, отстоять его, не щадя жизни, а потом уже свои убеждения»...

Возвращаясь домой, я раздумывал о нашей беседе. О Гит­лере я читал много дурного и хорошего[45]. И сопоставлял его со Сталиным.

Среди своих ровесников в школе Адольф слыл заводилой, но предпочитал вместо кулаков использовать язык. Отец его Алонс Шикльгрубер, чиновник, женившийся на своей кухарке Кларе Пельц, нередко прибегал к рукоприкладству и с сыном не ладил. После его смерти 16-летний Адольф, бросив гимназию, бездельничал. Бродил по Линцу, посещал оперный театр, увле­кался классической литературой и мечтал стать художником.

Мечта не сбылась, его провалили на вступительном экзамене в Венскую академию, а вскоре последовал второй удар—умерла его мать, которую он очень любил...

Адольф не пил, не курил и был правоверным католиком. Шопенгауэр заставил его отказаться от христианства и пробудил интерес к восточным религиям. У Ницше он заимствовал кон­цепцию эволюции, волю к власти; у Вагнера—расизм, героизм; у Блаватской, Чемберлена фон Листа — оккультизм.