Мощи святого Леопольда - Борис Вячеславович Конофальский

еще он весь покрыт вшами и гнидами.

– Что? – поморщился Ёган.

– Ты что, не видел?

– Господи, святые и блаженные, – слуга стал осенять себя святыми знамениями, – слава богу, не видел. Это вы у нас глазастый.

– Так вот, на нем тысячи вшей, я думал, что с его платьем, из чего оно, а оказалось, оно все в блохах, гнидах и вшах.

– Вот, а вы хотите поговорить с ним, – Ёган поморщился, – я как такое увижу, так наблюю.

– Ишь ты какой, – кавалер опять усмехнулся, – можно подумать, у тебя вшей не было. Вот я их постоянно выводил, выведешь, бывало, а через месяц опять кусают.

– И меня терзали, да так, что весь дом сжечь хотел, и из детей их баба моя вычесывала, но так, как вы говорите, такого не было.

– И у меня на памяти такого не было, – признался Волков, – так что ты держи арбалет наготове, только пока не натягивай.

– Держу, – заверил Ёган.

Но арбалет им не понадобился, они не встретили доктора, спокойно доехали до ворот, незаметно выбрались из города, налили воды из реки и без происшествий вернулись в свой винный двор, который Пруфф уже переоборудовал в небольшую крепость. И надо отдать капитану должное: он сделал все толково. Волков и хотел было что-то добавить, да не смог найти что. И поэтому произнес:

– Вы сделали все правильно.

В ответ капитан только поклонился. Он был горд собой.

После ужина солдат вышел на центр двора, разделся и с помощью Ёгана стал обтирать себя тряпкой, которую мочил в уксусе, люди капитана Пруффа с интересом наблюдали за этим, тихо спрашивали Сыча:

– Чего это он?

– Да доктор один знаменитый ему сказал, что если обтираться уксусом и мыться, то чумой не заболеешь, – отвечал Сыч, и сам раздеваясь. То же сделали и монах брат Ипполит, и монах брат Семион. Это все произвело на солдат впечатление. Они сначала посмеивались, потом шушукались, а затем к Волкову подошел корпорал Старый Фриззи и спросил:

– Господин рыцарь, а можно и нам обтереться уксусом, а то больно не хочется помирать от язвы.

– Можно, только уксус экономьте, нам его на десять дней растянуть нужно.

Вечер спускался быстро, Волков хорошо поел, выпил вина. Спать решил на дворе, а не в доме, пока погода хорошая стояла. Он не спал предыдущую ночь, а день выдался хлопотным, и поэтому заснул кавалер сразу, едва улегся в телегу и едва Ёган успел накрыть его плащом.

Луна была огромной и висела совсем рядом, так рядом, словно за крышу соседнего дома зацепилась. Сначала Волков не мог понять, что происходит, он только смотрел на эту огромную луну и не мог понять, откуда она взялась такая, но кто-то продолжал его тормошить, вырывая из цепких лап сладкого сна:

– Господин, господин, проснитесь. Меня послали вас будить.

– Что еще? – Наконец он начал приходить в себя.

– Ну, на улице люди, – говорил солдат из караула.

– Что? Кто? Какие еще люди? – спрашивал кавалер, садясь в телеге.

– Непонятные люди, стоят, молчат.

Волков вылез из телеги, размял плечи и руки, повязал меч, засунул топор за пояс на спине, спрятал в сапог стилет. Ёган уже гремел кирасой, но кавалер надевать ее не стал, посчитал, что кольчуги, в которой он спал, достаточно.

– Где люди? – спросил он, когда был готов.

Солдат повел его к стене, где собрались уже и другие солдаты, они влезли на бочки, и за забором Волков увидал четверых людей.

– Вот они, – говорил один из солдат, – пришли, стоят.

В свете луны на мостовой кавалер насчитал четверых. Трое мужчин, одна женщина. Во всяком случае, один человек был в юбке, ничего другого разглядеть не получалось. Их отделяло от стены шагов сорок.

– Их только четверо было? – спросил Волков у солдата.

– Да как же четверо, их тут дюжина, не меньше, остальные прячутся в тенях да за углами.

– Что хотят, не сказали?

– Да мы и не спрашивали, вас ждали.

– Эй, вы! – закричал Волков. – Кто вы такие и что вам нужно?

Никто из стоящих на улице людей не ответил, хотя ждал он долго, они даже не пошевелились. Стояли истуканами в свете луны, и все. Явно не воины, люди были худы.

– Вам нужен хлеб или вода? – спросил кавалер.

И опять тишина. И опять никто даже не шелохнулся.

– Позвольте мне, господин, – рядом с кавалером появился брат Семион.

И, не дожидаясь разрешения, он закричал зычно и красиво:

– Честные люди, а если вам надобно слово пастыря, приходите утром, я буду говорить с вами. Если кому нужно причастие – приходите, или обряд за упокой надобен? Я завтра же прочитаю его.

Он не договорил, как в стену чуть ниже его головы врезался камень, а еще один, пролетев у солдат над головами, запрыгал по мостовой винного двора.

Не церемонясь с монахом, кавалер столкнул его с бочки и сам присел, тут же забрал у Ёгана, стоявшего внизу, шлем, надел его и закричал:

– Вот так, значит, отвечаете вы на слово доброе! – Он выглянул из-за стены и с удивлением обнаружил, что стоящие на улице четверо человек так и стоят там же. – Какого дьявола вам надо? – снова прокричал кавалер.

И еще один камень просвистел у него над головой, улетев к телегам.

– Арбалетчик, кинь-ка болт в ближайшего! – громко приказал Волков, надеясь, что стоявшие на улице побегут прятаться.

Но те не шелохнулись, а арбалетчик тем временем натягивал тетиву.

– Бей в ногу, – приказал кавалер, когда арбалет был натянут.

Арбалетчик сразу вылез из-за стены и спустил крючок.

Никто из людей на улице не пошевелился. Все стояли, как и стояли.

– Не попал, дурья башка, – сказал Роха, тоже взобравшийся на бочку.

– Я попал, – чуть обиженно отвечал арбалетчик, – тут и баба попала бы.

Волков подумал, что, если бы он не попал, то болт чиркнул бы по мостовой и они услышали это. А он ничего не слышал.

– Фолькоф, – попросил Скарафаджо, – стрельни-ка ты.

Ёган натянул тетиву арбалета, протянул его кавалеру. Тот тут же поднялся, но стрелять не стал, он увидал, как, шатаясь, люди уходили от винного двора, их было не меньше семи. Кавалер снял болт и спустил тетиву. Роха и арбалетчик тоже смотрели вслед уходящим.

– Все, атака отбита, – сказал Скарафаджо, – надо будет узнать утром, кто это.

– Вот ты этим и займешься, – распорядился Волков.

– Как скажешь, – согласился тот.

Волков спрыгнул с бочки, и в последнее мгновение, когда уже остановиться он не мог, увидел на фоне огромной луны, на крыше дома, худощавый силуэт. Кавалер тут же забрался на