Шерлок Холмс и крест короля - Дональд Томас

Аферы высшего класса были для Холмса родной стихией. Он снова сел за стол и взял увеличительное стекло.

— Когда документ изучается под лупой, становятся видны почти не заметные невооруженному глазу разрывы линии в тех местах, где перо поднимали от бумаги, — пояснил он. — В подлиннике подобных пробелов сравнительно мало, в подделке их обычно больше, ибо мошенник, особенно не слишком опытный, довольно часто останавливается, сравнивая свою работу с оригиналом. Иногда «бреши» пытаются «залатать», чтобы создать ощущение непрерывности письма.

— По этим признакам и выявляется фальшивка?

— По этим, а также по многим другим. Разумеется, искусный копировщик должен знать доказательства подлинности и постараться их предоставить. Если он подделывает рукописи одного и того же автора на протяжении долгого времени, почерк будет выглядеть уверенным, и для выявления обмана потребуются другие методы. Иногда преступника удается разоблачить, установив время изготовления чернил и бумаги. Думаю, в данном случае мы можем полагать, что это подлинная рукопись Байрона, — заключил Холмс, затем внимательно изучил какое-то письмо и с усмешкой процитировал две строки из «Дон Жуана»: — «Она писала это billet doux[28]на листике с каемкой золотою…»[29]Здесь можно не сомневаться: перед нами известная подделка почти восьмидесятилетней давности.

Через плечо Холмса я взглянул на узкий желтоватый пергамент, исписанный порыжелыми чернилами. Первые слова: «Еще раз, дражайшая моя…» — с виду были очень похожи на начальные строки байроновской рукописи «Дон Жуана».

Мой друг улыбнулся.

— Это послание, которое поэт якобы написал леди Каролине Лэм, в действительности сочинила она сама в тысяча восемьсот тринадцатом году с целью завладеть его портретом. История хорошо известна. Леди Каролина до помрачения рассудка влюбилась в Байрона — человека, которого называла дурным, безумным и даже опасным. Подделав его почерк, она написала письмо, в котором он будто бы поручает ей пойти к издателю Джону Мюррею и забрать знаменитую ньюстедскую миниатюру. Леди Каролина получила портрет поэта, а поэт получил у Мюррея «свою» записку.

Под фальшивой подписью поэт вывел: «Бумага составлена от моего имени леди Каролиной Лэм» — и поставил свой подлинный автограф.

— Обе подписи очень похожи.

— По тем временам леди Каролина могла стать хорошей копиисткой. И все же посмотрите еще раз на горизонтальные черточки: у Байрона они нависают над двумя соседними буквами, а его поклонница заводит их еще дальше. Преувеличивать особенности оригинала — грубая ошибка, как и смена стиля письма. Взгляните: вертикальную палочку «т» леди Каролина дважды усиливает чертой, идущей снизу вверх. Человек, желающий украсить букву, сделав ее пожирнее, никогда так не поступит. Скорее, он просто повторит уже имеющуюся черту, направленную сверху вниз. К тому же восходящие линии в естественном письме тоньше, чем нисходящие. Если нажим пера всюду одинаков — это один из признаков факсимильной копии или подделки. Иными словами, как бы ни были похожи два автографа, в письме леди Каролины слишком много подозрительного, чтобы ввести в заблуждение эксперта.

— Как же такой документ мог попасть к Джеффри Асперну?

— Надо полагать, ему отдал его сам Байрон. Перед тем как навсегда покинуть Италию и отправиться в Грецию, его светлость раздал друзьям некоторые памятные вещи.

Асперна считали обладателем богатейшей коллекции байроновских писем, однако многие из них оказались подделкой. Среди прочего мы нашли еще одну работу леди Каролины Лэм, на сей раз печатную, — стихотворение, которое она опубликовала в 1819 году, выдав его за новую песнь «Дон Жуана». Холмс вслух зачитал первую строку:

— «От славы я устал, постыла мне она…» Боже праведный, Ватсон! Этот лепет даже отдаленно не напоминает Байрона!

Внезапно мой друг замолчал и, отложив в сторону творение леди Каролины, принялся перебирать неровную стопку бумаг, скрепленных вместе. Несмотря на сосредоточенное выражение его лица, можно было заметить, как он взволнован.

— Ах вот же она! Это, очевидно, и есть поэма о путешествии Дон Жуана в Соединенные Штаты Америки! Говорят, будто Байрон мечтал быть послом в Новом Свете задолго до решения примкнуть к освободительной борьбе Греции против турок. С кем, как не с американским поэтом Джеффри Асперном, он мог поделиться таким намерением!

Холмс пробежал глазами по хрупкому листку, исписанному поблекшими чернилами, и передал его мне. Я принялся читать, благоговейно замирая при мысли о том, что держу драгоценность, некогда побывавшую в руках величайшего из романтиков, и мне довелось попасть в число тех немногих, кто к ней прикасался.

Равенна, 25 апреля 1821 года

Мой дорогой Асперн!

Вы с Мюрреем хотите, чтобы я написал поэму в духе эпических песен. Мое отношение к подобным подражаниям Вам известно. Однако что Вы скажете о путешествии моего героя на Вашу родину? «Дон Жуан в Новом Свете» — каково? Если я чем-либо выдам свое невежество по части обычаев Вашей родной Вирджинии, прошу Вас беспощаднейшим образом искоренить мою оплошность. Лишь при таком условии я отправляю нашего знакомца по стопам Томаса Джефферсона.

В Вирджинию наш Дон Жуан приплыл—

В край пламенных рабынь и знойных нравов

(Страшащий Боба Саути, но, право,

Страшней его жены сварливый пыл).

Жуан запутался в сетях Венеры,

Чьи перси в бусы лишь облачены.,

А ножки так быстры и так стройны—

На зависть нашим лондонским гетерам.

Славь, муза, Кольриджа и реку Алабаму!

(А Саути не славь: довольно уж с него.)

Везде, от Бостона до вилл Нью-Орлеана,

Жуан срывал плоды таланта своего.

Сенаторши и черные служанки

Вошли в его амурный каталог.

Властитель Золотого Рога, ты б не смог

Столь многим женщинам внушить страстей

столь жарких!

Как Вы относитесь к идее встретиться ближайшим летом? Может, навестите нас вместе с мисс Б. или хотя бы один?

Искренне и навсегда Ваш друг,

Байрон

Я перечитал страницу и задумался: неужели в лежавшей перед нами папке и вправду была рукопись «американского эпоса», созданного Байроном еще в Италии и отправленного Асперну для уточнения описаний Вирджинии и Джорджии? Кто мог подделать такой документ? Хауэлл — вряд ли! Разве только сам Асперн!

Но на первый взгляд ничто в этих строках не выдавало фальши. Почерк казался точь-в-точь байроновским — не чета робкому рукоделию леди Лэм. Аутентичность бумаги сомнений не вызывала. Черные чернила, как положено, «заржавели». И, что важнее всего, в письме, адресованном Байроном Асперну и найденном среди корреспонденции последнего, мы прочли две строфы поэмы. Посему вопрос о происхождении рукописи звучал бы совершенно бессмысленно. Слог, если я хоть немного разбирался в поэзии, являл собой ярчайший пример байроновского стиля.