Волки на воле и взаперти - Александр Тамоников

— Все сказал?

— Все!

— Розе привет. Удачи.

— Спасибо, вам тоже привет, как и всем парням. До связи.

Он отключил станцию, уложил ее в кейс, взглянул на майора:

— Когда ты представишь мне напарников?

— Через час устроит?

— Вполне!

Вскоре пришли мужчины, которых майор срочно вызвал к себе домой и которые должны были сопровождать Власова с Тодоевой до Эрмуна и Абу-Дейра.

— Знакомься, Макс, это мои друзья Фади Демри, Аджан Ватан и Башар Камаль. А это, — Гасид повернулся к Власову, — мой русский друг. Они с женой прибыли из России.

Мужчины переглянулись, пожали руки русскому. Им было понятно, зачем он здесь.

Гасид предложил местным присесть и, когда те устроились на диване, объяснил им ситуацию. Это заняло около получаса, потому что пришлось вести рассказ с самого начала, с договоренности между Россией и Турцией о решении проблемы в Идлибе.

Мужчины внимательно слушали.

Говорил хозяин дома по-арабски. Власов понимал только отдельные слова, жалея, что не пригласил на встречу Розу. Но женщине на сборе мужчин находиться не то чтобы категорически воспрещалось, но являлось нарушением традиций и обычаев, хотя Максим мог настоять на ее участии в переговорах. Не настоял. Впрочем, он мог вполне положиться на майора, раз ему доверял сам руководитель частной военной компании.

Закончив доклад, Гасид уже по-русски спросил приглашенных:

— Вы согласны помочь нашим русским друзьям?

Все единодушно закивали. И тут выяснилось, что мужчины с акцентом, плохо, но все-таки объяснялись на русском. Задачу же майор довел на арабском, скорее всего, для того, чтобы его поняли правильно. Да и времени в этом случае затратил немного.

Майор обратился к Ватану:

— Насколько мне известно, ты хорошо знаешь местность у Абу-Дейра, это так?

— В селении, которое уничтожили при строительстве тюрьмы, жили мои многочисленные родственники. Я мальчишкой ездил туда и с местными ребятами излазил там все вдоль и поперек. Был и в пещерах, в которых потом сделали тюрьму. Но что сейчас в Абу-Дейре, не знаю.

Майор кивнул:

— Я был там. От селения, что в пятистах метрах от тюрьмы, остались одни развалины, кроме дома, что стоял посредине.

Ватан прервал Гасида:

— Это дом Рахима Арнака. Помню, он был самым богатым человеком в районе, владел большими отарами, на него работала вся деревня.

— Не важно, — сказал Гасид, — так вот, этот дом посредине, его стены сохранились. Даже часть крыши, насколько я успел заметить. Еще сохранилось несколько небольших домиков на окраине, что западнее, то есть ближе к пещерам. В основном деревня представляет собой опасные развалины. Если дома ставили небольшие, из глины и тростника, как хижины, то подвалы под ними оборудовались обширные, глубокие, хорошо укрепленные от обвалов. Так что в такой подвал вполне можно и провалиться.

Власов подал голос:

— Мы учтем это. Но сначала будем смотреть Эрмун. Хотелось бы спросить: эту местность кто-нибудь знает?

Ответил все тот же Ватан:

— Я и там в детстве бывал. В Эрмуне тоже жили родственники, у нас много родственников.

Майор сказал:

— В Эрмуне от деревни ничего не осталось — сплошные развалины. Но с востока деревня граничит с холмами, покрытыми колючим кустарником. Туда раньше верблюдов гоняли. Верблюжья колючка — основная еда этих животных, да и речушка горная рядом.

— Холмы? — переспросил Власов.

— Да, невысокие, вершины пологие, широкие, длинные, когда-то, наверное, это был перевал, разрушившийся вовремя землетрясения.

— И с высот или холмов видны пещеры тюрьмы Эрмуна?

Ответил Ватан:

— Хорошо видны, господин Власов.

— Называйте меня Максимом и давайте на «ты», так будет проще.

Никто не имел ничего против.

— Значит, пещеры хорошо видны. А подойти к ним скрытно можно?

Ватан пожал плечами:

— Почему нет? От холмов к перевалу, вдоль подножия пройти метров триста, и выйдем к пещерам.

— Я спросил, скрытно подойти можно?

— Так у подножия такие же кусты, как на холмах. Не спеша, аккуратно, подойти можно.

— Хорошо. Значит, смотрим Эрмун и Абу-Дейр. Наши люди могут быть там или там.

Иракцы промолчали. Зачем лишние слова, когда русский говорил правильно.

— Теперь о транспорте.

В разговор вновь вступил Аджан Ватан:

— У меня есть старый внедорожник «Форд». Ахмед, — он кивнул на майора, — если сделаешь мне пропуск штаба коалиционных сил, будь проклято их племя, сможем передвигаться без опаски.

— Добро. Оружие?

Спросил Гасид:

— Ты хочешь атаковать объекты или провести разведку?

Власов объяснил:

— Если мы во время разведки обнаружим место содержания пленных, назад уже не пойдем, а займем позиции контроля над объектом до подхода основной группы. Не исключен вариант, что американцы решат вывезти наших генералов и турецкого полковника до прибытия нашей штурмовой группы. И тогда мне с женой, хочешь не хочешь, придется вступать в бой.

Майор воскликнул:

— Что сможете сделать вы с женой против серьезного конвоя?

— Уничтожить пленных, как ни подло это звучит. Информация, которой они владеют, не должна стать известна американцам. Впрочем, свои действия в критической ситуации я согласую с Борисом. Но если будет хоть малейшая возможность отбить пленных, мы это сделаем.

К Гасиду повернулся Демри:

— Ахмед, почему русский обижает нас? Почему говорит, что в бой вступят он и его жена. Это что получается? Женщина будет драться с янки, а мы, офицеры, уйдем в безопасное место? Какие же к шайтану тогда мы офицеры? Мы в таком случае будем паршивыми шакалами, которым не место среди людей.

Гасид кивнул Власову:

— Слышал? Отвечай.

— Я не хотел никого обижать. А если обидел, извините. Но в предстоящей схватке я не имею права рисковать вами. У вас семьи, жены, дети, как они без вас?

Проговорил Камаль, спокойно, без эмоций:

— Послушай меня, Максим. Война есть война. На войне убивают. В Багдаде много вдов и сирот. Но мужчина всегда должен оставаться мужчиной, так что если драться с американцами, то — вместе. Это наше последнее слово.

Власов развел руки:

— Что сказать? Спасибо, конечно. Вместе, значит вместе. Даст бог до этого не дойдет.