Наблюдатели - Питер Леранжис

Комната Алексис. Такой она была, когда ее не стало. Видно было, что в ней подметали и стирали пыль.

Три окна. Подоконники до подбородка.

Пурпурно-черно-синие обои с абстрактным рисунком.

Люстра из нержавейки.

Я знаю эту комнату.

Нет. Это невозможно.

Ева быстро вышла из комнаты в полутемный коридор. Рука ее машинально потянулась к выключателю слева и включила свет.

Она остановилась как вкопанная.

Откуда я знаю, где выключатель?

Она с закрытыми глазами толкнула дверь в ванную.

Она по форме напоминает букву «Г». Душ устроен в закутке за поворотом. От двери его не видно.

Она открыла глаза и стала рассматривать вытянутое помещение с кафельными стенами. В конце слева виднелась шторка душа, не видного из-за угла.

Странно. Все так.

Она глубоко вздохнула и, раздеваясь, постаралась отогнать навязчивые мысли.

Однако чувство беспокойства не оставляло ее. Особенно когда за обедом она слушала Уэйнрайтов:

— У Алексис был такой же аппетит, как у тебя… Она тоже терпеть не могла брокколи… Она всегда сидела здесь…

— Чудно, — наконец призналась Ева. — У меня такое чувство, будто я знаю все это об Алексис. Словно между нами связь.

— Однояйцевые близнецы, разлученные после родов, часто так чувствуют, — заметил мистер Уэйнрайт.

— Но они погодки, — напомнила ему миссис Уэйнрайт. — К счастью. Не дай бог тебе быть такой же, как Алексис. А то и у тебя было бы… было бы то же.

— А что с ней случилось? — спросила Ева. — В конце?

Лица супругов окаменели.

Кажется, все ясно.

— Расстройство желудка, — проговорила миссис Уэйнрайт. — Хроническое. Сопровождаемое головной болью, слабостью…

— Под конец приходилось кормить ее жидкой кашкой, соками… совсем как мою бабушку перед смертью. — Все это миссис Уэйнрайт произнесла с печальной улыбкой. — Но бабушке-то было девяносто лет.

— Какие-нибудь симптомы раньше были? — продолжала расспрашивать Ева.

Миссис Уэйнрайт взяла ее руку:

— Ты обеспокоена, да? Не бойся. Доктора говорили, что это редкостный случай.

— У Алексис была родинка. Родинка как родинка. Доброкачественная, — продолжил мистер Уэйнрайт. — И вдруг она начала болеть. А потом стала разрастаться. Прямо как на дрожжах. И с этого момента ее плоть стала сдавать.

— Да, все произошло так быстро, — поддакнула миссис Уэйнрайт.

У Евы вдруг пропал аппетит. Она похолодела.

Она медленно завернула воротник свитера.

Молчание было красноречивее всяких слов.

Она моя сестра.

И я умерла.

* * *

Ева беспокойно вертелась с боку на бок в чужой кровати.

Мистер и миссис Уэйнрайты всячески пытались успокоить ее. Они стали говорить, что родинка здесь, скорее всего, ни при чем. Что не она причина болезни.

Может, и так.

Но почему она болит?

Ева потерла ее.

Потому что ты ее все время трогаешь. Вот почему. Спи.

Невозможно.

Ева села на кровати. На пол ложились вертикальные отблески света от уличного фонаря, пробивающегося сквозь вертикальные жалюзи. Прямо как в камере.

Тупик.

Что теперь? Что будет завтра?

Вернуться на лыжную базу. К прежней жизни. Которая никогда не будет прежней.

Жизнь в вечном страхе. В непрестанном ужасе от малейшей боли. От любого недомогания.

Не потому ли ее родители отдали ее чужим людям? Бери, боже, что нам негоже.

Но откуда им было знать? И откуда взялось это призрачное агентство?

Это было так несправедливо.

Ева встала и зашагала по комнате.

Рюкзак, исполосованный световыми штрихами, смотрел на нее.

Она взяла его и вытащила оттуда бумаги, которыми снабдила ее Кейт.

Ева видела их и раньше. Компьютерные распечатки. Записи от руки. Странички из Интернета. Списки.

На одном документе ей попалось имя Алексис. Оно венчало список, озаглавленный: «Скончавшиеся на сегодня».

Очаровательно, Кейт!

Она пробежала глазами список и остановилась на одном имени.

Брианн Дейвис из Рейсин-Джанкшн.

Брианн.

Печальная, тонкая Брианн.

Одно из имен. Одна из личин, которые я надевала. Как Алексис.

— О боже! — прошептала Ева.

Брианн, судя по списку, умерла три года назад. Через год после Алексис. Ей было четырнадцать.

Ева стала лихорадочно просматривать список в поисках имен.

— Селестайн Померанц.

Непроницаемая Селестайн. Она замыкалась в себе, когда дела принимали скверный оборот.

Умерла два года назад. Тоже четырнадцати лет.

Они тут. Трое из них.

Евины подруги. Давно потерянные подруги.

Все мертвы.

Алексис, Брианн, Селестайн.

По спине у Евы пробежал холодок.

«A». «B». «C».

Четыре года тому назад. Три. Два.

«D».

Даниель.

А что с Даниель?

Если все так, то она должна была умереть в прошлом году.

Ева вновь и вновь перечитывала список.

Даниели нет.

Она жива!

А может, нет.

Она попыталась вызвать в себе ее образ. Как делала это, когда была маленькой. Она пыталась представить ее себе такой, какой она была бы сейчас, в пятнадцать лет.

Но образ не появлялся.

Неужели я утратила способность?

Или Даниель мертва?

Может, так оно и есть, только Кейт и Ева не нашли ее нигде в списках.

«Е».

Ева пыталась не думать об этом.

«Е» следующая.

«Е» — это Ева.

Пять девочек, и все погодки. Пять маленьких смертей, все поочередно.

Абсурд. Это не укладывается в голове.

Но имена.

Алексис ведь реальна. И ты была с ней связана всю жизнь. А как насчет других?