Черное пламя Раграна 3 - Марина Эльденберт

радостью, взрывными чувствами, которых никогда не было, но которые сейчас вполне реальны в том мире, где я… снова вижу его.

Точнее, я снова вижу пустошь, я парю над ней в сторону океана. Размах крыльев ровный, он несет меня с такой скоростью, что расстояние между ним-мной и водой стремительно сокращается. Пламя бушует внутри. Пламя бушует в сердце. Не осталось ничего, кроме черного пламени и стремления слиться с первородной стихией.

— Бен, вернись, — шепчу еле ворочающимися губами. — Вернись…

Он не слышит. То ли я слишком далеко, то ли человеческий язык драконам не подвластен. А что подвластно?

Сила эмоций!

«Вернись!» — кричу я, но на этот раз сердцем. Впуская в свой-его разум картины, которые только что представляла сама. Перед глазами взрывается пелена черного пламени, сплошная стена, невиданная мощь. Она наполняет меня и, кажется, я сейчас взорвусь изнутри, но продолжаю звать чувствами: «Вернись! Вернись, Бен, пожалуйста».

Вот Роа делает первые шаги. Плюхается на попу, но тут же упорно встает и идет дальше. Риа плюхается тоже и ревет, ждет, пока ей дадут руку, чтобы подняться. Перепачканные мороженым носы. Визги счастья в аквапарке. Восторженные взгляды, когда к побережью Зингсприда приходят драконы — и снова назад. В их самый-самый первый миг в этом мире. Их первые крики, их крохотные сморщенные личики. Слезы на моих глазах.

Любовь. Любовь. Любовь.

Дракон замедляется. Разворачивается.

Я вижу, как картинка меняет плоскость. Небо, земля, крылья перпендикулярно им. Океан остается сзади, а впереди видны капли скоростных флайсов. Это последнее, что я вижу, потому что пламя охватывает меня всю, и я перестаю быть собой.

Глава 17

Черное пламя Раграна

— Ваши показатели все в норме, и…

— Довольно!

Как будто его интересовали свои показатели. Как будто ему не плевать, во что там пламя в следующий раз превратит его, его сознание, все окружающее. Только что он шел с четкой целью найти своих детей, вернуть их, а после вернуться к ним, к ней и исправить все, что еще можно исправить — и вот уже нет никаких их. Есть только сила, мощь и манящая, ведущая за собой свобода черного пламени. Свобода ото всего и ото всех.

Как такое возможно?! В сотый раз он задавался этим вопросом: ведь для дракона, для любого дракона его пара и его потомство — бесценны. Как он мог от них уйти? Почему эта тварь, что живет внутри, решила, что какая-то эфемерная свобода важнее них? Почему позволила случиться тому, что случилось?!

Должно быть, его лицо выглядит слишком зверским: даже несмотря на то, что он в больничной рубашке после возвращения, потому что медик поспешно произносит:

— С риам Этроу все в порядке, я вас уверяю. Она вот-вот очнется. То есть проснется, конечно же.

После того, как мозговые волны драконицы чуть было не сожгли ее саму? При мысли об этом становится больно даже дышать.

«Аврора-Аврора, что же мы с тобой наделали».

Эта мысль крутится в голове, как надсадное, ноющее предчувствие непонятно чего. Аврора здесь, в его крепости, она даже не без сознания сейчас, просто крепко спит, стоит ей проснуться — и все будет хорошо. Она проснется, когда он будет рядом, когда дети будут рядом. Все будет хорошо.

Он снова повторяет про себя эту мысль, но сейчас не особо помогает.

Поэтому приходится просто пройти мимо замерших вальцгардов, мимо врача, к себе. Туда, где он может остаться один, сдавить пальцами виски и выглядеть так, как ему заблагорассудится. Хоть о стену головой биться — если бы только это все помогло. Помогло быть не таким идиотом в далеком прошлом, не настолько жестоким в совсем недавнем. К сожалению, прошлое — такая субстанция, которая исправлению не поддается. Поэтому обо всем, что не хочешь делать, обо всем, что не хочешь тащить с собой в будущее, лучше позаботиться в настоящем.

Как он ее ненавидел.

Ненавидел, когда оттолкнул, и она ушла. Ненавидел, когда узнал о ее отъезде в Аронгару. Ненавидел, когда впервые узнал о связи с Элегардом, когда увидел этих детей… которые с самого начала были его. Когда узнал, что у его детей огненная лихорадка, возненавидел еще сильнее, потому что не мог поверить, что потерял столько лет. Когда они очнулись, но смотрели на него как на чужого, а ее называли мамой.

Все это время он в ней ненавидел себя.

За то, что отпустил. За то, что так легко поверил в детей от другого мужчины после всего, что было. У него ведь были женщины — так почему у нее не должно было быть мужчин? Ненавидел за то, что потерял столько времени: от легкого прикосновения губ к ее губам после родов до первого писка и сопения детей на руках.

Он сам не заметил, как переоделся, потому что когда в дверь постучали, Бен уже затягивал галстук. То ли перетянул, и было нечем дышать поэтому, то ли снова вернулось то самое чувство, дать определение которому он пока был не в силах.

— Слушаю, Оттор.

Глава службы безопасности шагнул к нему:

— У нас все спокойно. Благодаря риам Этроу не было даже особых напрягов со стороны журналистов. То есть объяснить дракона над городом, разумеется, придется, но насчет остального — никому даже в голову не придет, что тебя пришлось возвращать.

— У тебя был приказ.

— Был, и я ей его озвучил. Мне даже в голову не могло прийти, что мать троих детей будет рисковать собой.

— Тебе не думать надо было, а исполнять приказ. Следить за ней. Приставить к ней людей.

— Бенгарн, при всем уважении, мы бы сейчас с тобой не говорили, если бы не она. Скоростные флайсы не могли за тобой угнаться, а ты, судя по всему, шел к воде.

В другое время и в другой ситуации он, наверное, говорил бы с ним по-другому. Да что там, он точно говорил бы с ним по-другому и в другом тоне, но именно она, именно Аврора научила его тому, что все не так однозначно. Что всегда стоит выдохнуть перед тем, как давить, увольнять, не прощать ошибки. Он привык, что вокруг него идеальная дисциплина и идеальные профессионалы, но о том, что перед ним люди или иртханы, он зачастую даже не вспоминал.

Да, это долгие годы работало. Но не с Авророй. С Авророй все полетело наблам под хвост: именно потому, что он всегда пытался все контролировать и просчитывать на десять ходов вперед.

— Хорошо. Возвращайся в Ровермарк.