Колдовская любовь - Вирджиния Хенли

— Пришвартуй судно там, где светлее, — приказал он. — Не доверяю я этим ворам-англичанам, наверняка постараются стянуть нашу лучшую шерсть. Вели первому помощнику выставить сегодня двойную стражу.

Дункан скрипнул зубами. Отец все еще обращается с ним, как с молокососом!

Чуть погодя отец и сын уселись в наемный экипаж.

— В Рикергейт, — бросил Дункан.

— В «Драчливые петухи»! — одновременно воскликнул Роб и бросил злобный взгляд на сына. — Ты что, спятил? Не желаю проводить ночь с женой-изменницей!

— Да будь я проклят! Можно подумать, ты не успеешь добраться до Карлайла! Я думал, ты собираешься объяснить матери, что гласит закон по поводу жены, покинувшей мужа. Может, это ее напугает?

— У меня полно других дел. На досуге я подумаю, что с ней делать. А сегодня с меня хватит англичан. Тошнит от одного их вида. — Он ткнул кучера тростью: — Вези в «Драчливые петухи»!

Прибыв на место, Дункан постарался как можно скорее отделаться от папаши и отправился к сговорчивой вдове капитана, когда-то водившего судно Кеннеди. Если повезет, она предложит ему ужин, и он удовлетворит два желания по цене одного.

В гостинице Роб узнал, что Хит вместе с братьями Дуглас останавливался здесь во время ярмарки, но уже давно уехал. По-видимому, они в замке Дуглас, приграничной крепости у реки Ди. Роб проклял судьбу, вспомнив, что они как раз проплывали мимо того места. Что же, вполне разумно. Рэм Дуглас наверняка пожелал, чтобы Валентина родила его сына и наследника в неприступном владении Дугласов, и Хит скорее всего тоже там. Замок находился в Керкубри, менее чем в десяти милях от донжона Донала Кеннеди, старшего сына Галлоуэя. Владения Дугласов и Кеннеди примыкали друг к другу и были так огромны, что бродивших по ним овец не удавалось сосчитать. Роба терзали дурные предчувствия не только по поводу Валентины, но и Донала. Если злобная старая цыганка напустила на него порчу, наследнику тоже придется плохо.

Роб еще не решил, что делать с Лиззи, но так или иначе придется встретиться с ней, пока он в Карлайле. Потом он прикажет Дункану подняться к реке Ди. Навестив сына и дочь, он успокоит растревоженное сердце.

Галлоуэй удовлетворенно кивнул и отправился в пивную, где грудастая подавальщица принесла ему еду. Свиные ножки оказались такими вкусными, что он даже разломил их, чтобы высосать мозг. Вознамерившись пуститься во все тяжкие, он заказал хаггис — бараний рубец, начиненный потрохами со специями. Спесивый французишка повар, пресмыкавшийся перед Тиной, наотрез отказывался готовить хаггис. Все закатывал глаза и говорил, что не может понять, как это шотландцы едят «обрезки ушей и дерьмо из кишок».

Что ж, только настоящий мужчина способен справиться с хаггисом, и он велел пухленькой подавальщице принести порцию.

Роб запил еду солодовым виски. Окончательно разгулявшись, он пощекотал пухлый валик, заменявший девице талию, выкатил на стол две гинеи и пригласил ее к себе в комнату. Девушка схватила деньги, стиснула его бедро и подхватила кувшин.

— Показывай дорогу, старый петух!

К тому времени, когда они взобрались наверх, лицо Роба приобрело цвет свеклы, дыхание стало тяжелым. Он плюхнулся на постель и принялся сражаться с одеждой.

— Позволь я помогу. Ты уж очень спешишь, — прошептала девица и сняла с него камзол, но оставила полотняную рубашку. Чаще всего пожилые мужчины не любили показывать наготу: стыдились брюшка и обрюзглости.

Она встала перед ним на колени, чтобы стащить сапоги, и засмеялась, когда он ущипнул ее за вывалившиеся из выреза дынеподобные груди.

— Хочешь, чтобы я разделась? — деловито осведомилась она. Некоторым это нравилось, некоторым — нет.

— На такую толстушку и взглянуть приятно, — пропыхтел Роб, избавляясь от штанов.

Оставшись голой, она уселась к нему на колени. Когда он начал ласкать ее, она сделала все возможное, но, как ни старалась, плоть Роба оставалась вялой и холодной. Хотя Роб стонал от удовольствия, достоинство, прежде составлявшее предмет его гордости, по-прежнему отказывалось восстать.

— Ложись, а я сяду на тебя верхом, — приказал он. Желание не утихало, но вот сил уже не осталось. Он взгромоздился на нее и попытался овладеть щедро одаренной природой самкой, но это оказалось невозможным. Он снова стал задыхаться, а лицо из красного стало фиолетовым. Наконец, сдавшись, Роб улегся на подушку.

— Это сглаз, — пробормотал он, — чертово цыганское проклятие.

Служанка поспешно натянула засаленное платье.

— Позволь мне налить тебе виски, милый. Такое частенько бывает. Уж я-то знаю.

— Только не со мной, — безнадежно пробормотал он, массируя грудь и морщась от боли, внезапно сжавшей сердце. Всю ночь он лежал без сна, чувствуя, как смерть распростерла над ним черные крылья. Нужно любой ценой снять порчу!

Утром случилась новая неприятность. Первый помощник «Галлоуэя» забарабанил в дверь «Петухов», не зная, которого из Кеннеди больше боится увидеть первым. Сын скорее всего сразу же его уволит, зато папаша отметелит так, что живого места не останется.

Когда дверь открыл Дункан, колени бедняги подогнулись от облегчения.

— Ужасный пожар, сэр! Начался в трюме, где шерсть. Мы долго сражались с огнем, но без успеха.

— Зимняя шерсть сгорела?! Весь груз? — взревел Кеннеди-младший.

— Да… вместе со всем остальным.

Дункан нервно взъерошил рыжие волосы.

— С остальным? О чем ты? Корабль поврежден?

— «Галлоуэя» больше нет, сэр. Остался один пепел. Это поджог!

— Иисусе милостивый! Как, черт возьми, сказать отцу?! Погоди, я оденусь. Команда вся цела?

— Не уверен, сэр… в трюме ночевали двое парней.

Дункан натянул сапоги.

— Пойдем, вместе не так страшно.

Когда мужчины, запинаясь, поведали о несчастье, Роб схватился за грудь и тяжело осел на стул. Но тут же вскочил и стал носиться по комнате, словно незакрепленная пушка, катающаяся в шторм по палубе корабля и давящая все, что попадется. Он отшвырнул ногой табурет и взвыл от боли в ушибленном большом пальце. Табурет опрокинул ночной горшок, и содержимое выплеснулось на валявшиеся тут же сапоги. Злобно ругаясь, он вылил мочу из сапог и сунул в них ноги.

— Карлайл! — вопил он. — Страсти Господни, как я ненавижу этот чертов английский городишко, где начались все мои несчастья! В Карлайле я женился, и теперь меня всюду преследует проклятие!

— Мы охраняли груз как зеницу ока, милорд. Знали, что англичанам нельзя доверять. Видать, они бросили в трюм зажженный факел!

— От Англии не жди ничего хорошего! Мало того что злобные свиньи крадут нашу превосходную шотландскую шерсть, они еще и уничтожают ее вместе с судном, которому их корыта в подметки не годятся!

Дункан снова взъерошил волосы.