Полосатая жизнь Эми Байлер - Келли Хармс

На второй день процесса преображения, когда я возвращалась в офис журнала из салона после невероятно долгой окраски волос, мне вдруг жутко захотелось позвонить Кори. Последние дни мы с ней переписывались на бегу. Я как минимум раз в день звоню на домашний Джона, но трубку всегда берет Джо и в мельчайших подробностях неторопливо рассказывает мне все последние новости. Так, вчерашний звонок был почти полностью посвящен текущему интересу Джо к геотермальным системам отопления. Поэтому сейчас из соображений личного интереса и удобства я набираю напрямую Кори на мобильный. Она не отвечает, и мое сердце начинает рваться из груди. Оставляю ей сообщение на голосовую почту: «Я думаю о тебе…» Через некоторое время получаю сообщение: «Все хорошо, мам. Тринити передает привет. Не волнуйся, книжки я читаю».

Я глубоко вздыхаю. Перед отъездом я обязала ее вести читательский дневник, чтобы у нее была возможность прорабатывать свой опыт и давать выход эмоциям, которые она неминуемо испытает в процессе общения с отцом. Я хотела избавить ее от необходимости фильтровать свои внутренние содержания и щадить мои чувства. Но теперь я жалею, что не потребовала от нее ежедневно присылать его мне. Надо было установить камеру в ее комнате, чтобы я могла включать ее, когда мне захочется. И оборудовать ее телефон прослушивающим устройством. И внедрить шпиона в команду. И вшить ей чип в голову, чтобы я получала уведомления каждый раз, когда уровень серотонина у нее в мозгу падает ниже нормы.

– Боже мой! Я вас не узнал! – говорит Мэтт, выдергивая меня из материнской паники. Я смотрю в одно из многочисленных офисных зеркал и сама себя не узнаю. Вот что Мэтт, Талия и «Pure beautiful» сотворили со мной за последние двадцать четыре часа:

1. Сменили прическу и мой светло-русый цвет. Вместо вечного хвостика на косой пробор у меня теперь пышные, волнистые сексуальные волосы с густой челкой на одну сторону. И да, теперь мой цвет – коричневый. Насыщенный шоколадный, который ближе к концам отливает в красный и в блонд. Выглядит хорошо – как будто я своровала парик у очень красивой женщины, нахлобучила его себе на голову и сказала: «А теперь эти волосы – мои!»

2. С помощью воска и пинцета придали моим бровям такую форму, что я выгляжу на три килограмма стройнее. Я в ужасе – у меня что, было три кило лишних бровей?

3. Окрасили брови в тон волос.

4. Причесали брови и нанесли на них гель. Они думают, я буду делать это каждый день? Я сказала им четыре или пять раз, что не буду. Они не обращают внимания.

5. Нанесли мне на ногти гель, который меняет цвет, когда становится жарко.

6. Нанесли мне на ноги другой гель, который цвет не меняет. Зато этот цвет – нефритовый.

7. Заставили меня раздеться до пояса и силой вынудили надеть лифчики, которые больше подошли бы проституткам, берущим по $3000 за ночь. А размеры этих лифчиков они, мне кажется, придумали на месте, чтобы пощадить мои чувства.

8. Купили мне три лифчика, которые бросают вызов не только гравитации, но и времени. Эти лифчики подняли мою грудь в ту самую точку, где она была до рождения Кори.

9. Дали мне на примерку такую огромную пачку джинсов из модного шкафа, что мне пришлось взять у них сумку «YSL»[38] на колесиках, чтобы перевезти их в кабинет Талии.

Вечером мы с Талией покупаем на вынос тайский карри и ужинаем прямо у нее в кабинете за кофейным столиком. Я выгляжу на десять лет моложе и так стильно, как никогда в жизни. На мне волшебные джинсы, которые не топорщатся сзади и не жмут спереди. Я то и дело посматриваю на зеркальное окно, чтобы снова и снова увидеть свои распрекрасные волосы. Талия смеется каждый раз, когда я откладываю палочки, вскакиваю с дивана, бегу к зеркалу и взъерошиваю волосы, выпучивая от удивления глаза.

– Ты посмотри на меня, Талия, – чуть не кричу я. – Ты только посмотри на меня!

– Я смотрю! – смеется она.

– И это я еще без макияжа! Да я самая красивая женщина в Америке!

– А ты хочешь макияж?

Я ненадолго задумываюсь.

– Нет. А я должна завтра пойти на макияж?

Сегодня, к моему величайшему облегчению, уже слишком поздно совершать дополнительные телодвижения по изменению моего имиджа.

– Ну, ты ничего не должна, – успокаивает меня она.

Я смотрю на нее с долей скепсиса.

– Да? А мне кажется, что сегодня я была именно должна снять брюки. Когда ты их увидела, у тебя было такое выражение лица, что я поняла, что вариантов нет.

– Да, не спорю. Но с макияжем мы предоставим тебе большую свободу. Думаю, Мэтт захочет организовать мейкап для съемки «после», но в остальное время ты можешь ходить с голым лицом и при этом прекрасно выглядеть. Ты везунчик!

– Ооо, спасибо! – улыбаюсь я. Это, если мне не изменяет память, первый комплимент относительно моей внешности, который я когда-либо слышала от Талии.

– Под голым лицом я имею в виду тушь, крем-румяна и помаду, – поясняет она. – Понимаешь меня, да? Ты же белая женщина из Пенсильвании! Ты выглядишь как человек, забальзамированный в день зимнего солнцестояния и только что раскопанный археологами. Ты бледнее, чем был Хан Соло, когда его разморозила Лея. Скажи мне, что только что вернулась с Международной космической станции, и я тебе поверю. Ты выглядишь, как герой мультика «Полярный экспресс». Ты могла бы…

– Ладно, – перебиваю я этот поток лестных сравнений. – До меня дошло. Я бледная.

– Ты бледнее, чем глазурь на свадебном торте. Ты похожа на…

– Я буду пользоваться тушью, – делаю я вторую попытку остановить ее тираду.

– И румянами.

– И помадой, – полностью капитулирую я. – При этом я не буду каждое утро расчесывать и укладывать брови. Это слишком.

На этом мы и расходимся.

– А что еще меня ожидает? – спрашиваю я. – Уроки модельной походки? Ботокс? Уроки этикета?

Талия улыбается и качает головой:

– Нет, ты уже достаточно хороша. Теперь поработаем с внутренним миром.

Я удивленно вскидываю брови.

– Я прекрасно понимаю, что внешнее преображение было необходимо. Но внутри у меня все прекрасно. Я счастлива, занята, у меня прекрасные дети, прекрасная работа, прекрасный дом, прекрасная жизнь.

– Ммм…

– Никаких ммм, – огрызаюсь я. – Это так.

– Ммм.

– Я разрешила тебе покрасить мне ногти в серо-коричневый, – начинаю рычать я.

– А какого они цвета, когда ты разгорячишься? Хотя подожди, мы никогда этого не узнаем, потому что ты, судя по всему, зареклась заниматься сексом.

У меня отваливается челюсть.