Жил на свете человек. Как мы стали теми, с кем родители говорили не общаться - Ярослав Андреевич Соколов

– о своих чувствах, понятное дело. Там была целая эпопея путешествия героя на корабле, где над ним каждый день смеялись и издевались матросы, не замечая, как сами постепенно превращаются в монстров, пожирающих себя самих и друг друга. Тогда они взмолились небу и океану о спасении.

«Но никто им не помог – Бог уже не слушал,

Как рыдают над бедой скрюченные души»,

– дочитала Ольга Николаевна.

Никто в классе уже не смеялся. Урок закончился, учительница задала домашку, а потом попросила меня задержаться. Она к тому же была нашей классной, и теперь вдруг поняла, что все зашло слишком далеко и нужно принимать меры. Ольга Николаевна попыталась вызвать меня на откровенность, просила рассказать, что происходит в классе. Но я только отнекивался. Оставив безуспешные попытки вытянуть из меня правду, она сменила тему и сказала, что мне обязательно нужно писать, что у меня хороший слог и язык. «Поедешь на районную олимпиаду по литературе? Будешь представлять нашу школу. Это хороший опыт для тебя». Я, не раздумывая, тут же согласился. Это было интересно. Потом я часто участвовал в школьных олимпиадах, и в районных, и в городских, практически каждый год, иногда даже занимал призовые места. Но к истории моих отношений с одноклассниками это уже не имеет отношения.

А история кардинальным образом переломилась буквально на следующий день. На первом же уроке – как сейчас помню, это была математика – ко мне подошла Юля, девочка, с которой, собственно говоря, и начались все эти смешочки и дразнилки, и громко спросила: «Можно я за твою парту сяду?» Я был настолько ошарашен, что тут же молча убрал свой рюкзак со стула и передвинул учебники. Она уселась рядом, а я принялся усиленно шевелить мозгами – с какой стороны ожидать подвоха. Но ничего такого вроде бы не происходило. Прошел один урок, другой и вот звонок, на завтрак для нашей смены. Я по привычке остаюсь в классе, достаю прихваченный из дома бутер, и тут Юля вдруг говорит: «Приходи в столовку, я тебе займу место». Думаю себе: «Ну, вот теперь точно что-то будет. Ладно, даже интересно». Доковылял как обычно, смотрю – сидит Юлька, машет мне рукой, мол, иди сюда. Подхожу. «Садись сюда, – говорит, – это я тебе заняла». – Показывает на тарелку. Сел, поковырял ложкой кашу – ничего не нашел. Не удержался, спрашиваю: «Что, тараканы в столовке закончились? В чем подвох-то?» Смеется: «Да ты не бойся, никто туда не плевал и ничего не подсыпал, ешь спокойно». Для убедительности зачерпнула своей ложкой, съела. Ни на кого не оглядывается, смотрит прямо в глаза мне и говорит: «Никто тебя больше задирать не будет. Ты не думай, мы не монстры, мы просто дураки. Да-да, меня очень впечатлила твоя поэма. Ты молоток. Давай ешь и пойдем, сейчас уже звонок будет».

Вот так внезапно, словно по мановению чьей-то руки, рассеялись все мои школьные проблемы. Юлька всегда была самой яркой звездой в нашем классе, мальчишки все поголовно были в нее влюблены, а девчонки тянулись за ней, подражали во всем, ну и, конечно, завидовали. И вдруг она решила со мной дружить. Что это было, я не сразу понял, может, она искренне устыдилась, что спровоцировала такую жесткую травлю, а может, просто решила выпендриться, показать характер, пойти против всех. Не знаю, с девчонками вообще все так сложно и путано, мне всегда было трудно их понять. Но тогда я особо не заморачивался этим вопросом, просто ловил кайф от внезапно обретенной свободы, от того, что над моей головой перестал постоянно болтаться злосчастный дамоклов меч, и я с открытым сердцем окунулся в это теплое и ласковое море – дружбу.

Юлька в тот же день позвонила мне домой, якобы забыла записать уроки. Потом спросила, есть ли у меня дома комп и стоит ли на нем аська[33]. Компьютер был у мамы, и она разрешала мне пользоваться им, пока ее нет дома. Я тут же установил ICQ, и мы с Юлей стали подолгу общаться. Говорил я тогда еще не очень четко, хотя и продолжал заниматься с логопедом, к тому же увлекся плаванием, в первую очередь, чтобы дыхалку разрабатывать. Но мысли по-прежнему стремительно обгоняли речь, и я часто спотыкался на словах. Так что барабанить по клавишам получалось гораздо быстрее. У Юльки еще была и страница во «ВКонтакте». Понятно, что и я себе такую завел – чтобы ставить лайки на ее фотки и писать сообщения. На своей странице я поначалу разместил лишь то стихотворение, что ей понравилось, про скрюченные души. Но потом стал выкладывать и новые, которые теперь приходили все чаще.

Над нашей дружбой девчонки хихикали за спиной, а однажды даже попытались съязвить, но Юля так умела ответить, что никто больше не рисковал нарываться. Наша дружба продолжалась почти до летних каникул, а потом умерла. Так же внезапно, как и родилась. Просто, выходя однажды из школы, я случайно услышал обрывок разговора. Один из Юлькиных воздыхателей упрекал ее, что она совсем перестала обращать на него внимание, не звонит и не выходит гулять. Что, мол, и впрямь втюрилась в этого кривоножку? «Ты что, Валер, совсем тупой? – Это Юлька отвечает. – Я ж тебе сто раз уже объясняла, мне срочно нужно математику вытягивать, иначе за тройку в году родители меня просто уроют! А Женька мне со всеми контрошами помогает». – «И что, это все только ради матики?» – «Для чего же еще?» Да, я действительно помогал ей с контрольными, фактически решал за нее полностью. И все же, и все же… Даже не знаю, кого она тогда больше обманывала – Валерку, меня или саму себя. По некоторым оговоркам я давно догадывался, что ее родители очень не одобряют дружбу своей дочери с ДЦПшником.

Ну и правильно, чего с нами церемониться, с инвалидами…

Конечно, я ни словом не показал, что знаю, для чего ей была нужна моя привязанность, наше общение просто потихоньку сошло на нет. Да и год скоро закончился, все разъехались. Было больно, да. Но отец и раньше мне говорил: «Люди всегда будут пытаться так или иначе тебя использовать – либо твою силу, либо твои слабости». Так что ничего нового под солнцем. Я и это принял.

А потом стало как-то совсем не до переживаний из-за девчачьих заморочек. По холодной мостовой, истекая кровью и слезами, в мое сердце вползло крохотное и беззащитное, но пока еще